— Что значит — «посадили»? — заинтересовалась Сосна‑за‑Забором, скосив глаза к Светлому Пятнышку. Про то, как сажают, она знала всё. — Вы, значит, будете расти? Потому что когда сажают, то потом посаженное начинает расти… — Она помолчала и добавила: — Неприятно, что Вы будете расти.
— Я, наверное, не буду расти, — сказало Светлое Пятнышко не уверенно. — Я ведь всё‑таки не дерево… это только деревья растут после того, как их сажают. А нас, пятна, сажают — и всё… Про нас так и говорят: «Посадить пятно».
— А вас зачем сажают? — спросила Сосна, не увидев смысла в таком действии, которое, на её скошенный взгляд, никуда не вело.
— Чаще всего нечаянно… — смущаясь, объяснило Светлое Пятнышко. — Например, проходят мимо, заденут краской… вот тебе и пятно! Так что… так что я, вообще‑то, не виновато, что я здесь.
— «Не виновато»! — опять загрохотала Проезжая Часть Дороги (теперь по ней проезжал мотоцикл). — Поразительно, как всё‑таки быстро мы снимаем с себя вину…
— И придумываем себе оправдания: меня, дескать, посадили! — добавила Толстопузая Каменная Ваза. — И что ж с того, что Вас посадили? Вас сажали, а Вы бы не садились!
— Это… как? — опешило Светлое Пятнышко: оно действительно не могло себе представить такое строптивое пятно — его сажают, а оно не садится!
— «Как!.. Как!..» — особенно сердито загрохотала Проезжая Часть Дороги (по ней двигалась колонна автобусов). — Да так, как в транспорте часто бывает… общественном. Говорят кому‑нибудь: «Садитесь, пожалуйста», — а он в ответ: «Спасибо, я постою!» Вот и Вы бы так ответили.
— Мне никто не предлагал садиться… — совсем растерялось Светлое Пятнышко. — Меня просто посадили — даже не спросивши! А потом… я не умею стоять!
— Ну, конечно… — проворчала Сосна, — нас, деревья, тоже не спрашивают — сажать вас, дескать, или нет, — но мы хоть ничего не портим своим видом! Да и стоим мы, кстати сказать, прекрасно!
Светлое Пятнышко беспомощно огляделось вокруг. Все были против него, все считали его виноватым.
— Соскребите меня, — сказало оно в отчаянии и тяжело вздохнуло: ему всё‑таки жалко было прощаться с миром.
И в эту же минуту — словно услышав его — из дома весело вышел Хозяин в шапочке из газетной бумаги. Он остановился прямо перед забором и внимательно вгляделся в Светлое Пятнышко. У того просто душа ушла в пятки.
— Ну, что ж, — сказал Хозяин решительно. — Стало быть, за дело. Светлое Пятнышко закрыло глаза и приготовилось к соскребанию. А когда оно открыло глаза, то увидело, что Хозяин в шапочке из газетной бумаги вовсю орудует кистью. И под кистью этой исчезает серая поверхность, в то время как светлый цвет зеленоватого оттенка постепенно покрывает всё большее и большее пространство — до тех пор, пока на светлом заборе не остаётся лишь одно‑единственное пятнышко серого цвета.
…тут в доме зазвонил телефон, и Хозяин в шапочке из газетной бумаги вприпрыжку бросился на звонок.
А Серое Пятнышко, обведя глазами улицу, тяжело вздохнуло — и вдруг услышало, как окружающее его Огромное Светлое Пространство зеленоватого оттенка тихонько шепчет ему:
— Не волнуйтесь, дорогое Серое Пятнышко. Давайте думать, что этот телефонный разговор будет бесконечным! Кажется, такие бывают…
ПЕРОЧИННЫЙ НОЖИК
Никто, конечно, не станет спорить с тем, что перочинный ножик — полезная вещь! Им столько всего сделать можно, что даже представить себе страшно… правда, страшно только иногда, а так — очень даже весело! Можно карандаши затачивать, можно выстругивать всякие фигурки, а можно и просто в землю втыкать — тоже здорово. Особенно когда играешь в «ножички» и отрезаешь от начерченного на земле круга территорию, на которой ты отныне хозяин!..
Вот и одному Гусю подарили перочинный ножик на день рождения. Но Гусь был какой‑то странный и сразу спросил:
— На что нам, гусям, перочинный ножик?
Ему, конечно, объяснили на что… только он все равно не понял. Хотя перочинный ножик, конечно, взял. И вежливо сказал:
— Большое гусиное спасибо!
Между тем перочинный ножик был просто загляденье. Заглядевшись на него у себя дома, но так и не поняв его назначения, Гусь вздохнул и решил открыть Перочинную Мастерскую, чтобы чинить в ней всякие перья. Дескать, если вдруг у кого перо сломается или если кому старое перо на новое заменить надо будет — он со своим перочинным ножиком тут как тут: ну‑ка, ну‑ка, посмотрим, что у Вас стряслось, дорогой товарищ!
И уже на следующее утро около маленького здания, на котором большими гусиными лапами было написано «Перочинная Мастерская. Починка и замена перьев», собралась очередь — не длинная, но приличная.
Первым в ней стоял Певчий Дрозд с полувыпавшим из хвоста пером. Он без остановки пел (певчие дрозды всегда поют без остановки) — придерживая перо нижней рукой, которая у него была сразу и нога. За Певчим Дроздом стояла Почти Лысая Клуша, держа в клюве очередное выпавшее перо, — на её глазах были слёзы: видимо, Почти Лысая Клуша не слишком надеялась прикрепить перо на место. Следующим был Сизокрылый Голубок: у него под мышкой имелось сразу два пера — причём одно его, другое явно павлинье, что наталкивало на разные странные мысли. Дальше — на одной ноге — Пеликан: в когтях другой ноги он нежно держал воробьиное перышко. За ним располагался некий Беспокойный Попугай‑Неразлучник, то и дело нервически выдёргивавший перо за пером из хвоста своей не менее беспокойной Подруги‑Неразлучницы. Были ещё и другие пернатые в очереди — менее интересные.
— Вам зачем павлинье перо? — драматическим тенором пропел Певчий Дрозд, обращаясь к Сизокрылому Голубку.
— Мне тоже петь в ответ? — озадачился тот.
— Нет, можете говорить, — благосклонно пропел Певчий Дрозд.
Сизокрылый Голубок с облегчением вздохнул и сказал:
— Да вот… подумал… может, тут махнусь с кем: мне второе павлинье перо нужно. Чтобы парные были: я бы тогда попросил с двух сторон их укрепить и походил бы на павлина.
— Вот дурак‑то, прости Господи! — воскликнул Пеликан.
— А Вам самому зачем воробьиное перышко? — обидевшись, подозрительно спросил у него Сизокрылый Голубок.
— Мне — низачем, — ответил Пеликан. — Я его на воде нашел и хотел отдать в Мастерскую: вдруг какому воробью пригодится.
— А моих перьев там на воде не было? — взбудоражилась Почти Лысая Клуша, чуть не выронив из клюва перо. — Я все перья не пойми где растеряла…
— Ваших не было, — вздохнул Пеликан, стараясь не смотреть на Почти Лысую Клушу. — Но, если Вам не хватает перьев, подбирайте вон те, что падают из хвоста Неразлучницы, которую Неразлучник ощипывает.
— Я её не ощипываю! — возмутился Неразлучник. — Я её прихорашиваю!
— Зла у меня на тебя не хватает! — покачала головой Неразлучница, самою породою своей обречённая терпеть около себя этого идиота.
Но вот дверь Перочинной Мастерской открылась — и на пороге возник Гусь с перочинным ножиком и словами:
— Ну‑ка, ну‑ка, посмотрим, что у Вас тут, дорогие товарищи!
Недолго думая, он направил перочинный ножик в сторону очереди — и очередь кинулась врассыпную.
Сизокрылый Голубок, бросив оба пера и даже забыв, что он в принципе умеет летать, припустился бегом на резвых лапках; Пеликан вихрем умчался прочь, не выпуская из когтей воробьиного пё‑рышка; Неразлучник и Неразлучница, обнявшись, устремились прямо в небо; Почти Лысая Клуша, подхватывая на лету потерянные Неразлучницей перья, с оголтелыми криками заметалась в разные стороны…
Что касается Певчего Дрозда, то он, ни на секунду не прекращая петь, выпустил из руки, которая у него была сразу и нога, своё полувыпавшее перо и взмыл к ближайшему столбу, на который в недоумении и опустился.
А мне… мне самому ничего не оставалось, как подобрать выпавшее наконец из его хвоста перо и написать им эту сказку. Сказку про странного Гуся, так и не сумевшего разобраться, для чего существует в мире полезная вещь под названием Перочинный Ножик!