Жена Абу давно привыкла к его выходкам. Пришлось ей самой в саванну идти, еду детям добывать. Идет Амм и припевает:
Вот какую песню пела Амм, и куропаток слетелось видимо-невидимо — кому же не хочется получить красивое ожерелье?
Выбрала Амм самых крупных и жирных птиц, а остальным привязала к шейкам белые ракушки.
Увидел Абу добычу жены и покой потерял — все думает, как это жена столько куропаток наловила. И вот, пока она спала, взял Абу ее набедренную повязку и насыпал туда пепла из очага. Теперь-то он узнает, какое место для охоты присмотрела себе Амм.
На другой день жена опять вернулась с добычей. Тогда отправился Абу по ее следам, которые пеплом были отмечены, и без труда нашел заветное место, куда куропатки слетаются. Увидел куропаток и совсем потерял голову. Начал дурак хватать птицу за птицей и не успокоился, пока всех не перебил.
Наступило утро, и Амм, как обычно, отправилась в саванну. Но в этот раз, сколько она ни пела, на ее зов не прилетело ни одной куропатки. Заплакала Амм и побрела к дому. Услыхала ее причитания птичка и спрашивает:
— О чем ты так горько плачешь?
— Как же мне не плакать? — ответила Амм. — Нечем детей моих накормить. Всех куропаток Абу перебил, а шакалы да ястребы их растащили.
— Не горюй, Амм, — проговорила птичка. — Иди за мной, и я покажу тебе место, где много всякой еды.
Долго шла женщина за птичкой и пришла к лесному дому, где жил людоед.
— Сум-сум! — чирикнула птичка, и дверь открылась.
Вошла Амм в дом, вывела оттуда несколько коз и погнала их домой поскорее.
Увидел Абу коз и стал, конечно, пытать жену, как ей это богатство привалило. Все рассказала ему Амм без утайки про лесной дом.
— Скажешь «сум-сум!» — и отворится дверь, скажешь «сии!» — дверь закроется.
Отправился Абу к лесному дому людоеда. Остановился перед домом, сказал «сум-сум!» — и дверь тотчас отворилась. Вошел Абу и увидел горы еды и кувшины с питьем. Сказал «сии!» — дверь затворилась, и сел Абу пировать. Сколько он съел, об этом только сам Абу знает. Но вот слово заветное, которым дверь отворить, забыл дурак.
Стало ему страшно, начал Абу метаться по лесному дому и тут видит — барабан в углу стоит. Принялся он бить в барабан. Услышал людоед, что барабан его заговорил, и поспешил домой.
А Абу, как только донеслись до него шаги людоеда, бросился на пол и мертвым притворился.
— Странно! — сказал людоед. — Было у меня два покойника, вчерашний да позавчерашний, а теперь трое лежат. Очень странно!
Взял людоед железную палку, которой верблюдов метил, и сунул ее в огонь. Тут Абу не выдержал и взвыл от ужаса.
— Ты кто? — спросил его людоед.
— Абу, — пролепетал бедняга. — Я только хотел жену накормить да детишек — они у меня такие худенькие!
— Ладно, вези меня к ним, а там поглядим, — сказал людоед. — Подставляй-ка спину, будешь теперь моим ослом.
Делать нечего. Притащил Абу людоеда в дом, а в доме жена и ребятишки.
— Разве это худенькие дети?! — с порога закричал людоед. — Это очень жирненькие дети. Эй, женщина! Отрежь-ка у них пальчики и свари мне похлебку.
Амм только ноготки у детей срезала и сварила из них похлебку. Попробовал ее людоед и разозлился:
— Вот как ты меня кормишь! Ну, ладно! Завтра зажарь мне одного детеныша целиком, а то приду и всех проглочу.
Горько заплакала жена Абу. Услыхала ее причитания птичка и прилетела.
— Не плачь, Амм. Дай мне лучше напиться, а я тебе за это мяса для людоеда принесу.
Напоила женщина птичку. Улетела та и тут же вернулась — в клюве лошадь дохлую держит. Сварила Амм конину, отрезала людоеду кусок, а ребенка в яму спрятала.
Наутро пришел людоед, съел конину и опять ребенка на обед потребовал. И снова Амм дала ему кусок конины.
Шесть дней приходил людоед, и каждый раз Амм кормила его кониной, а детей своих в яме прятала. На седьмой день людоед сказал женщине:
— Раз детей больше нет, зажарь-ка мне себя на завтрак. Я приду — тебя съем.
Зажарила Амм опять конину, а сама в яму спряталась.
Съел людоед мясо и говорит:
— Эй, Абу, завтра твоя очередь!
Взял Абу большой горшок, налил в него воды и поставил на огонь. А когда вода закипать стала, сунул туда ногу и завопил: