— Ах ты, проклятый вор! Ты почему без спросу тут охотишься? — закричал монах. — И в кого это ты стрелял?
— Да в тетерева, — ответил мальчик. — Он сидел на сосне и дразнил меня. А теперь он там, в кустах терновника. Хочешь, возьми. Мне тетерев ни к чему. Только вот разговаривать ты мог бы и повежливей.
— Да ты еще и дерзить смеешь! — рассердился монах. — Ну, болтаться тебе в петле! Погоди только — сперва я тетерева достану, а то улетит, пожалуй.
Очень любил монах жаркое из тетерева, у него даже слюнки потекли при мысли о таком обеде. Слез монах с коня, привязал его к березе, а сам к кустам подобрался. Протянул руку и схватил тетерева за крыло.
Но в этот миг взмахнул мальчик смычком и заиграл. И начал монах прыгать да скакать по кустам, а тетерева не выпускает. Полетели перья, ряса у монаха в клочки разорвалась, а сам он от страха дурным голосом кричит. Лошадь у дерева стоит и тоже пляшет. Порвала она наконец веревку и ускакала.
— Видишь, как невинных людей ворами обзывать, — сказал мальчик и еще усерднее заиграл.
— Остановись, остановись! Я больше не буду! — закричал монах. — Никогда в жизни!
— Ну вот, теперь ты говоришь так, как тебе и подобает, святой отец! — ответил мальчик. — А еще пообещай, что не будешь мне мстить за свою пляску.
— Обещаю, обещаю! — пропыхтел монах. — Я буду любить тебя, как родного сына, только перестань играть!
Опустил мальчик смычок, а монах как припустился бежать — только его и видели. Но хоть и торопился, а про тетерева не забыл.
Прибежал он в монастырь, в кровать улегся, раны да царапины считает и все думает, как бы получше мальчику отомстить.
— Конечно, я обещал этому шалопаю не делать ему ничего плохого, — рассуждал монах. — Да ведь одно дело обещать, когда ты в беде, а другое — выполнять, когда тебе уже ничего не грозит!
Выздоровел монах и пошел жаловаться аббату[90]. Аббат пожаловался епископу, епископ архиепископу, а архиепископ королю — ведь не святым же отцам, в самом деле, с тетеревом разбираться.
Разгневался король, велел схватить мальчика и повесить. Привели его на королевский двор, а там народу уже полным-полно. Король с королевой на троне сидят, а между ними принцесса. Принцесса была очень печальна — только ей одной было жаль мальчика.
И монах тут же стоял, руки от удовольствия потирал. Наконец-то он будет отомщен.
Король дал знак начинать, и повели мальчика на виселицу. Вдруг повернулся он к королевской чете и вежливо поклонился.
— Всесильный король! — сказал мальчик. — Знаю я, что существует обычай исполнять последнее желание тех, кому скоро на шею веревку накинут. У меня тоже есть одно маленькое желание. Если ваше величество исполнит его, я умру спокойно и радостно.
— Будь по-твоему, — ответил король. — Обещаю исполнить твое желание. Клянусь своей королевской короной!
— Многие держат речь перед народом, прежде чем повиснуть в петле, — сказал мальчик. — Я не умею красиво говорить, ведь я только бедный музыкант. И мне хотелось бы в последний раз сыграть на моей скрипке. Была она мне верным другом и много радостных минут доставила. Позволь мне с ней попрощаться.
— Не позволяйте! — закричал монах. — Не позволяйте ему играть! Ваше величество, не исполняйте его желания!
И монах бросился к королю и схватил его за рукав. Но король нахмурился и строго посмотрел на монаха.
— Я не спорил, когда ты захотел наказать мальчика, — сказал он. — Так оно и будет. Но нужно во всем знать меру. Не хватало еще, чтобы ему отказали в таком пустяковом желании. Это было бы несправедливо и бесчеловечно!
Затрясся монах от страха и сказал:
— Тогда, ваше величество, велите привязать меня вон к той сосне. Довольно уж я наслышался его скрипки!
— С удовольствием, — кивнул король и дал знак придворным.
Привязали монаха к сосне крепкими веревками, мальчик взмахнул смычком и заиграл.
И все пустились в пляс. Завертелись король с королевой, закружилась прекрасная принцесса, прыгали придворные, плясал весь народ.
А монаху хуже всех пришлось. Елозил он вверх и вниз по сосне, как сухая бычья шкура.
Само собой, рассердился король, что ему вот так скакать и прыгать приходится.
— Если ты сию же минуту не перестанешь, — закричал он, — я велю тебя тотчас повесить!
— Меня и так повесят, — ответил мальчик, — но сперва я со своей скрипкой попрощаюсь.