— Какое чудесное утро! — приветствовал ее Джек. — И какой чудесный у вас домик, хозяйка!
— Чего тебе? — проворчала великанша, подозрительно разглядывая мальчика.
— Добрая хозяйка! — отвечал Джек. — Со вчерашнего дня у меня не было ни крошки во рту, да и вчера я остался без ужина. Не дадите ли вы мне хоть малюсенький кусочек на завтрак?
— На завтрак! — усмехнулась великанша. — Знай, что если ты сейчас не уберешься отсюда подобру-поздорову, то сам станешь завтраком.
— Как это? — спросил Джек.
— А так, что мой муж — великан, который ест вот таких мальчишек. Сейчас он на прогулке, но если он вернется и увидит тебя — тотчас же сварит себе на завтрак.
Всякий бы перепугался от таких слов, но только не Джек. Голод его был пуще страха. Он так просил и умолял великаншу дать ему хоть что-нибудь перекусить, что та наконец сжалилась, впустила его на кухню и дала немного хлеба, сыра и молока. Но едва он успел проглотить свой завтрак, как за окном раздались тяжелые шаги великана: бум! Бом! Бум! Бом!
— Ой, выйдет мне боком моя доброта! — всполошилась великанша. — Скорее лезь в печку!
И она быстро запихнула Джека в огромную остывшую печь и прикрыла ее заслонкой. В тот же миг дверь распахнулась и в кухню ввалился страшный великан-людоед.
Он принюхался, запыхтел громко, как кузнечный мех, и проревел:
— Видно, стареешь ты, муженек, вот и нюх у тебя притупился, — возразила ему жена. — Пахнет ведь не человеком, а носорогами, которых я сварила тебе на завтрак.
Великан не любил, когда ему напоминали о старости. Ворча и бурча, уселся он за стол и угрюмо съел все, что подала ему хозяйка. После этого он велел ей принести свои мешки с золотом — он имел привычку пересчитывать их после еды для лучшего пищеварения.
Великанша принесла золото, положила на стол, а сама вышла приглядеть за скотиной. Ведь вся работа в доме была на ней, а великан ничего не делал — только ел и спал. Вот и сейчас — едва начал он пересчитывать свое золото, как устал, уронил голову на груду монет и захрапел. Да так, что весь дом заходил ходуном и затрясся.
Тогда Джек тихонько выбрался из печи, вскарабкался по ножке стола, ухватил один из великаньих мешков — тот, что был поближе, — и пустился с ним наутек — за дверь да за порог да бегом по широкой белой дороге, пока не прибежал к верхушке своего бобового стебля.
Там он сунул мешок за пазуху, спустился на землю, вернулся домой и отдал матери мешок с золотом. На этот раз она его не ругала, не давала тумаков, а наоборот — расцеловала и назвала молодцом.
Долго ли, коротко жили они на то золото, что принес Джек, но вот оно все вышло, и они сделались такими же бедняками, как и прежде.
Как быть? Конечно, мать и слышать не хотела о том, чтобы снова отпустить Джека к великану, но сам-то он решил иначе. И вот однажды утром, тайком от матери, он вскарабкался по бобовому стеблю — все выше и выше, выше и выше, до самого неба, — и ступил на широкую белую дорогу. По той широкой белой дороге пришел он к дому великана, смело отворил дверь и оказался на кухне, где жена великана готовила завтрак.
— С добрым утром, хозяйка! — приветствовал ее Джек.
— A-а, это ты! — сказала великанша и наклонилась, чтобы получше разглядеть гостя. — А где мешок с золотом?
— Если б я это знал! — отвечал Джек. — Золото всегда куда-то исчезает, просто чудеса с ним!
— Чудеса? — усомнилась великанша. — Значит, оно не у тебя?
— Сами посудите, хозяйка, пришел бы я к вам просить корочку хлеба, будь у меня мешок золота?
— Пожалуй, ты прав, — согласилась она и протянула Джеку кусок хлеба.
И вдруг — бум! бом! бум! бом! — дом содрогнулся от шагов людоеда. Хозяйка едва успела впихнуть Джека в печь и прикрыть заслонкой, как людоед ввалился в кухню.
проревел великан.
Но жена, как и в прошлый раз, стала корить его: мол, человечьим духом и не пахнет, просто нюх у него от старости притупился. Великан не любил таких разговоров. Он угрюмо съел свой завтрак и сказал:
— Жена! Притащи-ка мне курицу, которая несет золотые яйца.
Великанша принесла ему курицу, а сама вышла приглядеть за скотиной.