Проснулся великан и позвал:
— Спите вы или нет?
— Нет еще! — отозвались яблочные дольки в изголовье постели.
Выждал он немного времени и снова позвал:
— Спите вы или нет?
— Нет еще! — отозвались яблочные дольки в изножье постели.
Выждал он и снова позвал:
— Спите вы или нет?
— Нет еще! — отозвались яблочные дольки возле двери в кухню.
— Что это вам не спится? — спросил великан.
— Нет еще! — отозвались дольки возле наружной двери.
— Куда это вы уходите? — встревожился великан.
— Нет еще! — отозвалась яблочная долька на дворе.
— Удирают! — завопил великан и вскочил на ноги.
Подбежал он, ощупал их постель — а постель давным-давно пустая, холодная.
— Это дочкины шутки, — проскрипел великан сквозь зубы и бросился в погоню.
— Чую, настигает нас отец, — говорит Мэри. — Засунь-ка руку в ухо сивой кобылки: что там найдешь, бросай на дорогу.
Вытащил королевич из уха кобылки веточку терна, бросил на дорогу. Тотчас позади них вырос терновый лес, да такой густой, что и хорьку не прошмыгнуть. Бросился великан напролом очертя голову, застрял в колючках.
— Снова дочкины шутки, — пробурчал он. — Был бы при мне мой топор, недолго бы я тут задержался.
Сбегал он домой, принес топор, да как начал им помахивать! Полчаса не прошло — прорубился он сквозь терновник.
— Оставлю-ка я здесь топор, а на обратном пути заберу.
— Украдем твой топор, украдем! — прокаркала ворона с ветки.
— Коли так, придется мне его домой отнести.
Сбегал он домой, отнес топор и снова пустился в погоню.
— Чую, настигает нас отец. Пошарь-ка опять в ухе кобылки: что там найдешь, бросай на дорогу.
Пошарил королевич в ухе сивой кобылки, нашел там серый камушек, бросил его на дорогу. Тотчас у них за спиной выросла каменная гора — да такая, что ни перелезть, ни объехать.
— Снова дочкины шутки! — пробурчал великан. — Были бы сейчас при мне мои кирка и молот, недолго бы я здесь задержался.
Сбегал он домой, принес кирку и молот, да как начал ими помахивать! Четверти часа не прошло — прорубился он сквозь гору.
— Оставлю-ка я тут свой молот и кирку, а на обратном пути заберу.
— Украдем кирку, украдем! — прокаркала ворона со скалы.
— Ну и крадите! Некогда возвращаться. — И бросился в погоню.
Снова почуяла Рыжекудрая Мэри, что отец настигает.
— Пошарь-ка еще раз в ухе кобылки — беда за спиною!
Послушался королевич, пошарил в ухе сивой кобылки, достал оттуда пузырь с водой и бросил на дорогу. Тотчас огромное озеро разлилось у них за спиной, широкое и глубокое.
Хотел было великан с размаху его перескочить, да не допрыгнул: упал посередине и утонул.
Весь день скакал королевич с женой на сивой кобылке. К вечеру подъехал он к родительскому дому.
— Ступай сперва один, — сказала Мэри, — расскажи отцу с матерью обо мне, а я тебя подожду здесь, у колодца. Только смотри не позволяй никому целовать тебя — ни единому живому существу! — не то забудешь меня навсегда.
То-то радость была во дворце, когда вернулся королевич! Но он помнил слова Мэри и не позволил ни отцу, ни матери поцеловать себя. Все было бы хорошо, да, к несчастью, старая охотничья собака узнала хозяйского сына, с радостным лаем бросилась ему на грудь и лизнула прямо в губы. В тот же миг забыл королевич о дочери великана, словно и не встречал ее никогда.
Ждала, ждала его Мэри, пока темнота не настала. Тогда она забралась на старый дуб, росший возле колодца, и устроилась на ночь в развилке сучьев.
Поутру пришла Сапожникова жена за водой, заглянула в колодец, а оттуда на нее смотрит такая красавица, что глаз не оторвать. Подумала Сапожникова жена, что это ее собственное отражение, вернулась домой, швырнула пустое ведро на пол и говорит мужу:
— Ах ты, старичина-дурачина! Как ты смеешь такую красавицу писаную посылать за водой да за дровами?
— Да ты, должно быть, рехнулась, — отвечает сапожник. — Ладно; сходи-ка ты, дочка, за водой к колодцу.
Пошла сапожникова дочка за водой, и с ней случилось то же самое.
Вернулась она с пустым ведром и кричит отцу:
— Неужели ты думаешь, чурбан неотесанный, что я, такая красавица, буду твоей прислужницей?
Решил сапожник, что они обе в уме повредились, пошел сам за водой. Заглянул он в колодец, увидал там девичье лицо, оглянулся и видит: сидит на дубу красавица, да такая, что глаз не оторвать.