И они обменялись.
Но скоро крестьянин и об этой мене жалеть стал. «В кого же мне стрелять? — подумал он. — Ведь жену с детьми бомбардировать не станешь…» И послал вдогонку за пушкарем дубинку и саблю. Они убили пушкаря и принесли мельницу крестьянину.
Пошел он дальше и встретил какую-то женщину. Она была похожа на тех, которые следуют за войсками, и в самом деле возвращалась из лагеря, близ которого перед тем происходила жаркая битва. Попросила она крестьянина подать ей христа-ради кусок хлеба. Тотчас мельница завертелась, и скоро красотка уже облизывала себе пальчики. А так как под чепцом у нее не совсем пусто было, то стала она хвастать, что так и так, мол, идет она из лагеря, где много солдат побито, но что погибли только те, на кого она своим белым платком махнула, а кому глаза вытерла, те все тотчас ожили.
— Как бы, — говорит, — пригодился тебе такой платок, как у меня, а мне такая мельница, как у тебя. Может, поменяемся?
Потолковали они, потолковали, да и поменялись этими вещами. Но крестьянина опять стала мысль мучить: какой же толк в платке, коли нечего есть?
«Да и что такое какая-то женщина! — подумал он. — Прикончу ее, как тех прикончил…»
Тотчас дубинка и сабля опять получили работу и принесли ему мельницу.
Вот он уже вышел из лесу и увидал вдали свою деревню.
«Слава богу, не заблудился, и все вещи со мной», — весело подумал он и прибавил шагу.
Но тут словно что-то кольнуло его прямо в сердце, и стал мужик размышлять: «Все-таки нехорошо получилось! Сколько я зря народу перебил! А ведь все люди нужные. Разве один на свете проживешь?» Стал было он против этого голоса бороться, но тот ему все покоя не давал. «Ну, ничего, — наконец решил он. — Все вещи себя оправдали. Должен оправдать себя и платок». И приказал:
— Милый платочек, ступай, вытри глаза убитым в лесу!
В то же мгновенье платок вылетел у него из рук и, скоро вернувшись, принес кровь и слезы в доказательство того, что всем, кого убили дубинка и сабля, он вытер глаза и всех воскресил.
* * *
Теперь у крестьянина опять стало легко на душе. А дома, он надеялся, жена ласково с ним обойдется после того, как он ей мельницу покажет. Но она задала ему хорошую трепку! Прялку обломала об него, старого дурака, за то, что он выбрал старую ручную мельницу, вместо того чтоб их обсыпали золотом и серебром: Но известное дело: после бури веселей солнышко светит. Так и тут. Когда буря утихла и муж смог произнести:
Мельница, крутись,
Столик, появись.
Скатерть, расстелись, —
Дайте выпить-закусить, —
все стало опять хорошо; все наелись-напились досыта. Жена мужа ласково по голове погладила, потому что все-таки славное дело сытым быть; дети прыгали по горнице, потому что им еще ни разу не приходилось так наедаться.
— Только знаешь что, муженек? — начала заботливая жена через минуту. — Ведь с тем паном, которому мы телегу в залог отдали, настоящее мученье! Он мне каждый день посылает сказать: на что, мол, мне старая телега, лучше бы вы муку мне вернули. Наша мельничка меру муки легко намелет, правда? Но надо этого надоедливого пана чем-нибудь умаслить. С нас, верно, не убудет, коли мы к муке с нашей мельнички еще жареного индюка да зайца прибавим. Я бы ему все это сейчас и отнесла.
— Это ты правильно говоришь, — ответил муж. — Так мы его скорей всего умаслим. Отнеси.
Жена отнесла все это в замок и с низкими поклонами и благодарностью положила пану на стол.
Она ждала за подарок если не ответного подарка, то хоть доброе слово услышать. Но пан накинулся на нее:
— Ах ты, такая-сякая! Где вы это взяли? Индюшку на дворе стащили, а зайца в моем лесу поймали? Я вам покажу, как чужое добро воровать.
И, не дожидаясь ответа, тут же приказал посадить ее в холодную, а за мужем послал гайдука, чтобы тот сейчас же доставил его в замок. Пришел грозный гайдук к крестьянину.
Сперва мужичок наш спокойно сказал гайдуку:
— В своем ли ты уме, приятель? Как? Сажать меня с женой в холодную за то, что мы поблагодарили пана?
Но гайдук становился все грубее и напоследок хотел даже схватить крестьянина за шиворот. Тогда тот рассердился и крикнул:
— Дубинка! Сабелька! Помогите!
Дубинка заплясала по спине гайдука, а сабля засверкала прямо ему в глаза. Получив хорошую трепку, гайдук ушел. Вернувшись в замок, он долго чесал себе спину и еле мог рассказать пану о том, что с ним у мужика приключилось.
— Ты просто баба, коли дал себя поколотить! — заявил пан гайдуку и тотчас послал за крестьянином двух других, посильней. Но этим досталось еще крепче, и они принесли известие, что следом за ними идет крестьянин, грозится всех перебить, коли жену домой не отпустит. И в самом деле, крестьянин был уже во дворе замка с дубинкой и саблей. Он страшно шумел, грозил, что всех порубит и посечет, коли его жену не выпустят. Разгневанный пан закричал на гайдуков и слуг:
— Эй вы, бездельники! Даром я вас кормлю, что ли? Как вы смели этого негодяя сюда впустить? Сейчас же связать его и бросить в холодную!
Все кинулись на крестьянина. Но на этот раз он уже не шутил:
— Дубинка, сабля, бейте их всех, только одного пана не троньте!
И тотчас все слуги были убиты. Только пан трясся, как осина, стараясь спрятаться от дубинки и меча.
— Ну, теперь видишь, что не я у тебя в руках, а ты у меня? — сказал ему крестьянин.
— Ах, вижу, вижу, — застонал тот. — Что я теперь делать буду без слуг? Если никто не станет на меня работать, я с голоду помру.
— Помрешь ты или нет, там видно будет. А чтобы убедиться, что я тебя ничего не брал и еще тебя же с твоими слугами прокормлю, приходи ко мне через час всем домом обедать. Не бойся: убитые встанут. Здесь я угостил их так, а у себя; угощу иначе. Но только если моя жена дома будет.
Так сказал крестьянин, и пан выпустил его жену из холодной.
Вернувшись с женой к себе, крестьянин приказал платку:
— Милый платочек, ступай, вытри глаза убитым, что во дворе замка лежат.
Платочек полетел и вернулся назад с кровью и слезами в, знак того, что воскресил всех.
Гордый пан, радуясь, что слуги его опять на ногах, приказал наполнить данную крестьянином в заклад телегу всякой снедью и запрячь в нее четырех волов. Он послал все это крестьянину, чтобы у него было из чего обед приготовить. Но крестьянин отослал все обратно и велел сказать, что ничего, не надо: приходите, мол, все и садитесь за стол! Пан не поверил, но из страха перед дубинкой и саблей, — как бы хуже-не было, без промедления явился вместе с слугами к нашему мужичку.
У всех прямо глаза на лоб полезли, когда перед ними сперва ничего не было, а потом крестьянин поставил ручную мельницу и приказал ей молоть, и тотчас появился стол, на на столе расстелилась скатерть, и каждый мог выбирать любое блюдо и пить вдоволь по своему вкусу. Был тут пир наг весь мир!
Поблагодарил пан крестьянина за угощенье и домой воротился. Но дома он только о том и думал, как бы с крестьянином расправиться. Пан хорошо понимал, что ничего не может с ним поделать, пока у того дубинка и сабля. И решил первым долгом эти вещи у него выманить. Да как хитро придумал! Собрал все свое войско и отправился к крестьянину.
— Так и так, — говорит, — приходится мне воевать, потому что три соседних короля против меня выступили. Сам понимаешь, каково драться с тремя сразу. Не одолжишь ли ты мне дубинку и саблю?
Крестьянин засмеялся и дал.
Пан не знал, как надо командовать дубинке и сабле, но теперь они были в его руках. Он выстроил все свое войско перед домом крестьянина и потребовал, чтобы тот отдал ему в мельницу, а не то он его со всем его домом в порошок сотрет.
— Милый пан, вы не шутите? — спросил крестьянин.
— Не шучу, — ответил пан.
— Ну, коли не шутите, пускай будет не до шуток, — только не мне, а вам.