А Хасингет думает: «У неё на руках по четыре пальца. У меня на руках по пять пальцев. Почему? Неужели она — моя мать? Может быть, она фыргынь? Может быть, она утащила меня у матери? У моей матери на руках, наверное, по пять пальцев, как и у меня. Может быть, моя настоящая мать голодает? Может быть, костного жира из оленьих ног[82] и не пробует? А я тут какую-то фыргынь мясом-жиром кормлю. А я тут в бездонную утробу целые туши бросаю…»
Однажды он вернулся с охоты, подошёл к чуму, слушает. А там фыргынь на оленьих шкурах катается и распевает:
Хасингет вошёл в чум. Ведьма вскочила. Она подумала: «Парень, наверное, слышал мою песню. Что делать? Надо всыпать ему в еду травы, которая отбивает память». Она начала готовить еду. Положила мясо в котёл. Хасингет лёг, будто очень устал, глаза закрыл, а сам из-за рукава подсматривает. Старуха начала что-то трясти над котлом. Трясёт рукой и шёпотом напевает.
Хасингет встал. Старуха фыргынь говорит:
— Вот, сынок, ешь, я сварила, постаралась.
Хасингет говорит:
— Нет, мама, я есть не хочу.
Фыргынь тоже есть не стала. Легли спать. Утром она говорит:
— Когда пойдёшь на охоту, сынок, в северную сторону не ходи. Охоться только в южной стороне.
Хасингет ушёл на охоту. Идёт и думает: «Почему она мне запрещает ходить на север? Я никогда туда не ходил. А теперь пойду, посмотрю, что там». Он добыл оленя и пошёл на север. Долго шёл, увидел лыжню. Пошёл по лыжне. Она привела его к землянке. Он снял лыжи, взошёл на крышу, заглянул внутрь через дымник. Увидел женщину и девушку. У женщины пять пальцев на руках, у девушки — четыре. Над очагом висит котёл, в нём кипит вода. Вот девушка взяла несколько мышей и бросила их в котёл. Хасингет бросил в землянку большой кусок костного мозга. Он попал в котёл. Девушка закричала:
— Мама, мама! Смотри, в нашем котле жир! Никогда не было столько жиру!
Женщина ответила:
— Молчи. Того, кто мне носил бы жир, твоя мать давно унесла.
Хасингет понял, что он пришёл к своей родной матери. Он вошёл в землянку. Положил тушу оленя и говорит:
— Мама, я нашёл тебя. Я твой сын. Вот тебе мясо и жир.
Женщина сняла с огня котёл с мышами. Сняла котёл — выплеснула варево прочь. Потом сварила настоящего мяса. Они поели.
— Мама, как же мне перебраться к тебе? Ведь фыргынь меня не отпустит, — говорит Хасингет. — Она каждый день съедает оленя. Я ей приношу оленей.
Мать научила сына, как уйти от ведьмы. Она сказала:
— У старухи есть трава, которая отбивает память. Заставь её съесть мяса с этой травой и уходи. Она забудет, что ты есть на свете, и не погонится за тобой.
Хасингет так и сделал. Накормил злую фыргынь её собственной травой. И ушёл. Одну оставил в чуме навсегда.
Пришёл к матери и говорит:
— Теперь надо расправиться с четырёхпалой дочкой ведьмы.
Мать говорит:
— Не надо. Пусть живёт. Я её вырастила. Я кормила её дарами земли. Она ни в чём не виновата.
Стали они жить втроём. Хасингет на охоту ходил — оленей приносил. Хорошо жили. Всё.
ТУВИНСКИЕ СКАЗКИ
БОГАТЫРЬ КУЛЮГ
Раньше ранних времён, древнее древних времён, когда хвост верблюда тащился по земле, а рога горного козла упирались в небеса, жил на свете добрый богатырь. Звали его Хан-Кулюг, что значит — Алый Герой. Было у него три выносливых коня, и среди них — неутомимый Хан-Шилги, красно-рыжий конь. Был у него могучий пёстрый орёл, который сторожил его аал[83] с одной стороны, и был стремительный серый сокол, который охранял его аал с другой стороны. Семь месяцев богатырь охотился на семивершинном горном хребте. Шесть месяцев добывал зверя на шестивершинном горном хребте.
Была у него милая жена Сай-Куу и была любимая младшая сестра Алдын-Оюу.
Ушёл однажды Хан-Кулюг на шестивершинный горный хребет, много зверя убил, много добычи добыл, усталый вернулся домой и лёг спать на месяц, на все тридцать дней. Но проспал он недолго, разбудил его громкий крик.
— Милый брат, скорей вставай! Возле следов твоего коня Хан-Шилги появился огромный след! Это след богатырского коня! — кричала сестра Алдын-Оюу.
— Видно по следу, тот конь побольше твоего Хан-Шилги-коня! — кричала жена Сай-Куу.