А Торко-Чачак стала жить у рыбака в зелёном шалаше. Но есть им было совсем нечего, потому что рыбак больше не мог удить. Он день и ночь смотрел на Шёлковую Кисточку. Сколько раз брал Балыкчи свою удочку, пробовал идти к реке! Шагнёт и — обернётся. А чуть только скроется за стволом сосны лицо девочки, Балыкчи бежит обратно, чтобы ещё раз взглянуть на Шёлковую Кисточку, потому что глаза у неё были как ягоды черёмухи, брови — словно радуги, а в косах звенели белые раковины.
Взяла Торко-Чачак кусок бересты, вырезала ножом на коре своё лицо, прибила бересту к палке, а палку воткнула в землю у берега. И Балыкчи стал часто ходить к реке, чтобы увидеть поближе разрисованную бересту.
Как-то раз засмотрелся на бересту Балыкчи и не заметил, что клюнула большая рыба. Рыба потянула леску, удочка выскользнула из рук Балыкчи, удилище зацепило палку, береста упала в воду и поплыла вниз по реке.
Громко заплакала Шёлковая Кисточка, ладонями стала тереть свои брови, пальцами растрепала косы.
— Кто увидит бересту, придёт сюда! Кто найдёт бересту, кто придёт? Уходи, Балыкчи, чтобы тебя не убили! Сшей себе козью шубу, выверни её мехом вверх, сядь на синего быка и поезжай искать меня вдоль реки.
У самого устья бурной реки раскинулось стойбище Кара-хана.
Его рабы выловили разрисованную бересту, увидели лицо Шёлковой Кисточки и сели на берегу, забыв о работе. Их шапки вода унесла. Скот разбежался по холмам.
— Кто сказал, что сегодня праздник? Чей справляете той[11]? — загремел Кара-хан, подскакав к рабам.
Тут увидел он кусок бересты. Отнял бересту у рабов, тронул повод и повернул коня к истоку реки. За Кара-ханом поскакали его силачи и герои.
Шёлковая Кисточка была одна в зелёном шалаше. Она не заплакала, не засмеялась, увидав это грозное войско. Молча села на белого, точно облитого молоком, коня, в шитое жемчугом седло.
В стойбище Кара-хана три года никто её не слыхал. Три года зубов её в улыбке никто не видал. Она три года не плакала, три года не смеялась.
Вдруг в одно раннее утро Торко-Чачак захлопала в ладоши и весело улыбнулась. По дороге шёл синий бык, на быке сидел парень в козьей шубе мехом вверх.
— Не над ним ли смеёшься, Шёлковая Кисточка? — спросил Кара-хан.
— Да, да!
— Милая Торко-Чачак, надеть шубу мехом вверх я сумею. Сесть на синего быка я тоже могу. Я сам тебя сейчас развеселю.
Кара-хан приказал Балыкчи слезть с быка, сорвал с его плеч козью шубу. Потом, сопя, подошёл к синему быку, поставил левую ногу в железное стремя.
— Моо, моо! — замычал бык и, не дав Кара-хану перекинуть через седло правую ногу, потащил его по долинам, по холмам.
Все народы, подвластные Кара-хану, стояли вокруг и смеялись.
От стыда лопнуло сердце Кара-хана.
А Шёлковая Кисточка взяла сироту Балыкчи за правую руку, и они, счастливые, вернулись вдвоём в свой зелёный шалаш.
Малыш Ырысту
Далеко-далеко, там, где небо с землёй сливается, на подоле синей горы, на берегу молочного озера жил мальчик. Ростом он был с козлёнка. Из двух беличьих шкурок мальчик сшил себе шапку, из козьего меха — мягкие сапожки. Лицо у него было, как луна, круглое. Он никогда не плакал.
Язык птиц и зверей мальчик хорошо понимал, пчёл и кузнечиков внимательно слушал. Он и сам то зажужжит, то застрекочет, то как птица защебечет, то зажурчит, как родник. Дунет мальчик в сухой стебель — стебелёк поёт, тронет мальчик пальцем паутинку — она звенит.
Вот однажды ехал мимо молочного озера хан Ак-каан верхом на белом коне. Услыхал Ак-каан нежный звон.
«Это не птица поёт, не ручей бежит», — подумал хан.
Перегнулся он через седло, раздвинул кусты и увидал круглолицего мальчика. Малыш сидел на корточках, дул в сухой стебель, и стебель пел, словно золотая свирель.
— Как тебя зовут, дитя?
— Моё имя Ырысту-Счастливый.
— Кто твой отец, где мать? Кто тебя кормит, кто поит?
— Отец мой — синяя гора, мать моя — молочное озеро.
— Хочешь быть моим любимым дитятей, Ырысту? Я сошью тебе соболью шубу, дам тебе проворного иноходца, подарю серебряную свирель. Садись, малыш, на круп моего коня, обними меня покрепче, и мы помчимся быстрее ветра к моему белому шатру.
Ырысту прыгнул на круп коня, обнял хана Ак-каана, и конь помчался быстрее ветра.
Было у хана двое детей: сын Кёз-кичинек и дочь Кара-чач.
Услыхали они ржанье коня, выбежали навстречу отцу, стремя поддержали, расседлать коня помогли.