— Что тебе надо? — снова спрашивает лакей.
— Мне надо видеть пана, — отвечает Стопак, а потом меняет тон и почтительно говорит лакею, называя его «паном»: — Пришёл я, панок, из старого имения.
— Хорошо, — отвечает польщённый лакей, — я доложу о тебе пану, но скажи мне, откуда ты знаешь, что я — пан?
— Ты пан — не пан, а так себе полупанок, потому что лоб у тебя низкий, нос слизкий, так оно и видно, что ты лижешь панские полумиски.
Разозлился лакей и уж хотел Стопака за чуб схватить, да как раз его пан позвал.
— Какой там холоп? — спрашивает пан.
— А это посланный из старого имения.
— А, позвать его ко мне в кабинет!
Побежал лакей звать Стопака. А Стопак сидит важно, достаёт кисет, набивает в трубку табак, не торопится. Потом достаёт кремень, губку, кресало, высекает огонь, прикуривает, долго, не торопливо. Лакей из себя выходит:
— Ступай: пан тебя зовёт!
— Не лихорадка его трясёт, обождёт, — отвечает Стопак, выпуская дымок да поплёвывая на панский паркет.
— Скорее иди! — кричит и пан.
— Сейчас, сейчас, вот только трубку докурю.
Докурил Стопак трубку, пепел из неё выбил, за пазуху спрятал, а потом идёт к пану. Лакей впереди бежит, дверь раскрывает перед ним. Вошёл Стопак к пану.
— День добрый, пан! — сказал и закашлялся. Долго кашлял, а пан ждёт да усы покручивает.
— Что скажешь? — спрашивает пан.
— Всё хорошее, всё доброе.
— А после хорошего и доброго что?
— Да вот, панок, послал меня к пану управляющий. Панский ножик сломался.
— Какой ножик?
— Да, должно быть, тот, что пану перья изготовляли.
— Как же его сломали?
— Говорят же, что без инструмента и вши не убьёшь. Но всякий инструмент при работе портится. Вот так и с этим ножиком. Хотели пану на сапоги содрать с легавой собаки кожу. Взяли ножик. Но на панской легавой очень крепкая была шкура. Ножик и сломался.
— Какая легавая? — затревожился пан.
— Да та самая, если пан помнит, что вскочила в колодец, а дядя Семён полез её спасать, да и сам захлебнулся в колодце. Да, это та легавая, которую пан всегда на охоту брал. И, дай бог память, за эту легавую вы, пан, отдали соседнему пану трёх мужиков.
— Так что ж, моя легавая подохла?
— Подохла по самым настоящим правилам, как полагается.
— А от чего она подохла?
— Говорят, панок, была здорова, но как объелась конины, так вдруг и ноги протянула.
— Какой конины?
— Да мяса жеребца.
— Какого жеребца.
— Панского, буланого, с лысинкой.
— Что, и он сдох?
— Сдох, панок. А жаль — хороший был жеребец.
— О, какое несчастье! — воскликнул пан.
— Э, панок, стоит ли так близко к сердцу принимать. Уж известно, если жеребёнок родится с лысинкой, то он или подохнет, или его волки съедят.
— С чего же он подох?
— Должно быть, подорвался.
— Что ж на нём делали? Ездили быстро, что ли?
— Нет, панок: он всегда на конюшне стоял.
— Так в чём же причина?
— Воду на нём возили.
— Но зачем же потребовалось на нём воду возить?
— Есть у людей поговорка, панок: когда в воде захлебаешься, то и за бритву хватаешься. Вот как загорелся в имении свинарник, то управляющий велел на жеребце воду возить.
— Как, свинарник сгорел?
— Сгорел, панок.
— Как же он загорелся?
— А, видишь, пан, он был близко от коровника. От него, видно, и загорелся.
— Так и коровник сгорел?
— Сгорел, панок, как свечка.
— А от чего он загорелся?
— Вот здесь я не знаю: или от каретной огонь забросился, или от панского дома.
— О Езус-Мария! — схватился пан за голову. — Так и мой дом сгорел?
— Сгорел, панок. Всё погорело, как бы кто языком слизал.
— Весь двор сгорел?
— Начисто, панок, сгорел: чисто, гладко, хоть репу сей.
— А от чего же дом сгорел?
— От свечей, панок.
— Зачем же свечи зажигали?
— Да как же, панок? Известно, свечи ставят, когда кто умрёт.
— А кто же умер?
— Вечный ей покой, чтоб ей на том свете легко икнулось, умерла панская жена.
— Что? Что? Что ты говоришь? Пани умерла?!.. Ох, я несчастный!
Давай пан плакать да убиваться, а Стопак говорит:
— Чего же пан плачет? Пану дал бог прибыль.
— Какую? Говори скорее!
— Старшая панская дочь родила пану внука. Прекрасный, говорят, мальчишка, то бишь, панич. И весь в отца пошёл, как говорится, и крошки побрал, — ну, вылитый панский кучер Никита.
Услыхал это пан и с кресла свалился, а Стопак не торопясь пошёл в пекарню закусить.
ПОМЕСТЬЕ ВОДЫ, ПОЛОТЕНЕЦ И ПЛЕТЕЙ
Жили-поживали отец и дочка Элените. Мать ее давно умерла. А через некоторое время умер и отец.
Оставшись одна-одинёшенька, Элените в первую ночь пришла на отцовскую могилу и горько заплакала.
Тут поднялся из могилы отец и дал ей узелок с туманом, звёздное платье, звёздные башмачки, карету, коней. На другую ночь опять пришла Элените на кладбище. Вышел к ней отец и дал ей лунное платье, лунную карету, коней и кучера.
В третий раз отец дал ей солнечное платье, солнечную карету, коней, кучера и сказал:
— При дороге стоит высокий дуб. Подойди к нему и пропой:
Ой, дубочек, дубок,
Отворись, отомкнись!
Отворится дуб, отомкнётся, и ты спрячь в нём все свои сокровища. А если за тобой погонятся, захотят увидеть, где ты всё прячешь, развяжи узелок с туманом.
Элените так и сделала: спрятала в дубе все платья, коней, кареты, а сама пошла работу искать. Пришла она на королевский двор, и там приняли ее свиней кормить.
Однажды устроил соседний король пир и пригласил на него королевича, у которого Элените свиней кормила. Стал королевич на пир собираться, хочет умыться, а воды нигде нет. Как закричит он:
— Эй, воды мне!
Элените мигом прибежала, подаёт ему полный рукомойник.
— А чего эта замарашка под ногами путается! — загремел королевич и всю воду прямо в лицо ей выплеснул.
Накормила Элените свиней, а в сумерки ушла в лес, подошла к дубу и запела:
Ой, дубочек, дубок,
Отворись, отомкнись!
Дуб отомкнулся. Достала Элените звёздное платье, нарядилась, села в звёздную карету и велела кучеру везти её на королевский пир.
Явилась она и осветила весь дворец. Все только глядели и дивились — откуда такая красавица взялась. Особенно же понравилась она королевичу. Захотелось ему получше с ней познакомиться, и он послал слугу спросить, откуда она родом. Элените ответила, что из поместья Воды.
Не успели пропеть третьи петухи, а Элените села в карету и велела кучеру гнать коней. Королевич кинулся было за ней в погоню, да Элените развязала узелок, выпустила туман, стало темно, и никто не заметил, куда она скрылась. Тем временем Элените приехала в лес, подошла к дубу и пропела:
Ой, дубочек, дубок,
Отворись, отомкнись!
Отомкнулся дуб, Элените спрятала в нём платье, карету, коней. Потом надела свои отрепья, обула лапти и пошла на королевский скотный двор свиней кормить.
В скором времени снова собрался королевич на пир. Умылся он, ждёт, когда подадут полотенце, и, не дождавшись, закричал:
— Эй, полотенце мне!
Слуги не услышали, прибежала одна Элените и подала королевичу полотенце. А он как закричит на неё:
— Эй ты, замарашка, не суйся под ноги!
Как только стемнело, Элените пошла к дубу и пропела:
Ой, дубочек, дубок,
Отворись, отомкнись!
Отомкнулся дуб, она достала лунное платье, украшения, села в лунную карету и поехала на пир. Только вошла во дворец, сразу кругом светло стало. А королевич всё надивиться не может — откуда такая красавица. Подсылает он к ней слугу, а Элените ему отвечает, что она из поместья Полотенец.