Зашипели его три пасти, повалил на Никиту дым, опалил его огонь. Да богатырь не испугался: стал он своей палицей змея то справа, то слева потчевать; то его по голове хватит, то по хвосту достанет; воет змей от боли и ярости, а видит, что никак ему богатыря не одолеть. Хотел он Никиту пополам перекусить, да зубы змеиные в смоле завязли, не вытащить. Свалился змей на землю.
— Ох, Никита, и силён же ты! Много меня сильнее. Не губи меня, давай с тобой по-хорошему уговоримся: на свете места нам двоим хватит. Разделим мы с тобой землю пополам. Ты будешь в одной половине жить, а я в другой. И мешать друг другу не станем.
— Ладно, — Никита говорит, — давай. Только надо будет между нами границу поглубже проложить.
Взял он соху в триста пудов, запряг в неё змея:
— Ну, тащи, прокладывай борозду.
И потащил змей соху. Тащит её от Киева до моря Каспийского, да опять к Киеву обратно. Пыхтит змей, умаялся. А Никита знай покрикивает:
— Тащи, тащи, а то межа плохо видна будет.
Прорыл змей борозду глубокую-преглубокую.
— Ладно, землю разделили, — говорит Никита, — теперь давай море делить. А то ещё скажешь, что мы по твоей воде плаваем.
Потащил змей соху в море, — думал, что и воду можно бороздой разделить. А море-то глубокое, дна не достать. Захлебнулся змей и утонул. Пристукнул его Никита своей палицей, чтобы крепче было, и на берег вытащил. — Не хочу, — говорит, — море синее, чистое твоим телом поганить.
Разложил он костёр громадный, сжёг змея на огне, а ветры буйные подхватили пепел и разнесли на все четыре стороны, чтобы и памяти о змее не осталось.
Идёт Никита обратно к Киеву. Народ навстречу ему бежит — радуются все, пляшут, песни, поют. Царь с царицей дочку за руку ведут, несут Никите дары драгоценные — золото, меха, одежды парчовые, жемчуг скатный. А Никита и брать ничего не хочет.
— Куда мне, — говорит, — добро ваше? Не ради награды я со змеем бился, а народ пожалел. Мне моя работа всех ваших даров милее. Пустите меня обратно в слободу Кожевенную.
И вернулся Никита к себе домой. Опять живёт, кожи мнёт, в светлом Днепре вымачивает.
А слава про Никиту далеко прошла. И сложил про него народ эту сказку, — всем богатырям на удивленье, добрым людям на размышленье.
КОЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ
Жил-был царь, у него был один сын. Когда царевич был мал, то мамки и няньки его прибаюкивали: «Баю-баю, Иван-царевич! Вырастешь большой, найдёшь себе невесту: за тридевять земель, в тридесятом государстве сидит в башне Василиса Кирбитьевна — из косточки в косточку мозжечок переливается». Минуло царевичу пятнадцать лет, стал у отца проситься поехать поискать свою невесту. «Куда ты поедешь? Ты ещё слишком мал». — «Нет, батюшка! Когда я был мал, мамки и няньки меня прибаюкивали и сказывали, где живёт моя невеста; а теперь я поеду её разыскивать». Отец благословил его и дал знать по всем государствам, что сын его Иван-царевич поехал за невестою.
Вот приезжает царевич в один город, отдал убрать свою лошадь, а сам пошёл по улицам погулять. Идёт и видит — на площади человека кнутом наказывают. «За что, — спрашивает, — вы его кнутом бьёте?» — «А за то, — говорят, — что задолжал он одному именитому купцу десять тысяч да в срок не выплатил; а кто его выкупит, у того Кощей Бессмертный жену унесёт. Вот царевич подумал-подумал и прочь пошёл. Погулял по городу, выходит опять на площадь, а того человека всё бьют; жалко стало Ивану-царевичу, и решился он его выкупить. «У меня, думает, — жены нету; отнять у меня некого». Заплатил десять тысяч и пошёл домой; вдруг бежит за ним тот самый человек, которого он выкупил, и кричит ему: «Спасибо, Иван-царевич! Если б ты меня не выкупил, ввек бы не достать своей невесты. А теперь я помогу; купи мне скорее лошадь и седло». Царевич купил ему и лошадь и седло и спрашивает: «А как твоё имя?» — «Меня зовут Булат-молодец».
Сели они на коней и поехали в путь-дорогу; как только приехали в тридесятое государство, говорит Булат-молодец: «Ну, Иван-царевич! Прикажи купить да нажарить кур, уток, гусей — чтоб всего было довольно! — а я пойду твою невесту доставать. Да смотри: всякий раз, как я забегу к тебе, ты режь у любой птицы право крылышко и подавай на тарелочке». Пошёл Булат-молодец прямо к высокой башне, где сидела Василиса Кирбитьевна; бросил полегоньку камушком и сломил у башни золочёный верх. Прибегает к Ивану-царевичу, говорит ему: «Что ты спишь? Подавай курицу». Тот отрезал правое крылышко и подал на тарелочке. Булат-молодец взял тарелочку, побежал к башне и закричал: «Здравствуйте, Василиса Кирбитьевна! Иван-царевич приказал кланяться и просил меня отдать вам эту курочку». Она испугалась, сидит — ничего не говорит; а он сам за неё отвечает: «Здравствуй, Булат-молодец! Здоров ли Иван-царевич? — Слава богу, здоров! — А что же ты, Булат-молодец, стоишь? Возьми ключик, отопри шкапчик, выпей рюмку водочки и ступай с богом».
Прибегает Булат-молодец к Ивану-царевичу: «Что сидишь? — говорит, — подавай утку». Тот отрезал правое крылышко, подал на тарелочке. Булат взял тарелочку и понёс к башне: «Здравствуйте, Василиса Кирбитьевна! Иван-царевич приказал кланяться и прислал вам эту уточку». Она сидит — ничего не говорит; а он сам за неё отвечает: «Здравствуй, Булат-молодец! Здоров ли царевич? — Слава богу, здоров! — А что же ты, Булат-молодец, стоишь? Возьми ключик, отопри шкапчик, выпей рюмочку и ступай с богом». Прибегает Булат-молодец домой и опять говорит Ивану-царевичу: «Что сидишь? Подавай гуся». Тот отрезал правое крылышко, положил на тарелочку и подал ему. Булат-молодец взял и понёс к башне: «Здравствуйте, Василиса Кирбитьевна! Иван-царевич приказал кланяться и прислал вам гуся». Василиса Кирбитьевна тотчас берёт ключ, отпирает шкапчик и подаёт ему рюмку водочки. Булат-молодец не берётся за рюмку, а хватает девицу за правую руку; вытащил её из башни, посадил к Ивану-царевичу на лошадь, и поскакали они, добрые молодцы, с душой красной девицей во всю конскую прыть.
Поутру встаёт-просыпается царь Кирбит, видит, что у башни верх сломан, а дочь его похищена, — сильно разгневался и приказал послать погоню по всем путям и дорогам. Много ли, мало ли ехали наши витязи — Булат-молодец снял с своей руки перстень, спрятал его и говорит: «Поезжай, Иван-царевич! А я назад ворочусь, поищу перстень». Василиса Кирбитьевна начала его упрашивать: «Не оставляй нас, Булат-молодец! Хочешь, я тебе свой перстень подарю». Он отвечает: «Никак нельзя, Василиса Кирбитьевна! Моему перстню цены нет — мне дала его родная матушка; как давала — приговаривала: «Носи — не теряй, мать не забывай!» Поскакал Булат-молодец назад и повстречал по дороге погоню; он тотчас всех перебил, оставил только единого человека, чтоб было кому царя повестить, а сам поспешил нагнать Ивана-царевича. Много ли, мало они ехали — Булат-молодец запрятал свой платок и говорит: «Ах, Иван-царевич! Я платок потерял; поезжайте вы путём-дорогою, я вас скоро опять нагоню». Повернул назад, отъехал несколько вёрст и повстречал погоню вдвое больше, перебил всех и вернулся к Ивану-царевичу. Тот спрашивает: «Нашёл ли платок?» — «Нашёл».
Настигла их тёмная ночь; раскинули они шатёр, Булат-молодец лёг спать, а Ивана-царевича на караул поставил и говорит ему: «Каков случай — разбуди меня!» Тот стоял-стоял — утомился, начал клонить его сон, он присел у шатра и заснул. Откуда ни взялся Кощей Бессмертный — унёс Василису Кирбитьевну. На заре очнулся Иван-царевич: видит, что нет его невесты, и горько заплакал. Просыпается и Булат-молодец, спрашивает его: «О чём плачешь?» — «Как мне не плакать? Кто-то унёс Василису Кирбитьевну». — «Я же тебе говорил: стой на карауле! Это дело Кощея Бессмертного; поедем искать». Долго-долго они ехали, смотрят — два пастуха стадо пасут. «Чьё это стадо?» Пастухи отвечают: «Кощея Бессмертного». Булат-молодец и Иван-царевич выспросили пастухов: далеко ль Кощей живёт, как туда проехать, когда они со стадом домой ворочаются и куда его запирают? Потом слезли с лошадей, свернули пастухам головы, нарядились в их платья и погнали стадо домой; пригнали и стали у ворот.