Понравились этой семье три крутых мыса на Каме, и решили они обосноваться здесь и больше не искать другого места.
Сперва обжили они средний мыс, что оброс могучим сосняком, построили здесь просторное жилище, обнесли изгородью загон для скота. Но не долго им пожил ось вместе, не хватило миру между братьями, пошли у них ссоры и раздоры, потому что очень уж не похожи были друг на друга три брата: и обличьем, и характерами.
Как-то, расспорившись не на шутку, пришли они к своей мудрой матери за советом, как им поступить, чтобы впредь не ссориться, как разделиться по справедливости и без обиды для нее.
Посмотрела мать на возмужавших сынов и сказала:
— Видно, сыны, и для вас пришло время вылететь из гнезда. Не стану держать вас. Выбирайте каждый место по сердцу и поселяйтесь там.
Первым выбор сделал младший безусый брат. Он был белокур и голубоглаз.
— Больше всего я люблю землю пахать, — сказал он матери и братьям. — Уступите мне левый мыс, там хотел бы я жить. Уж очень мне по душе роща на том мысу и соловьи, что по весне поют.
Сказал и стал ждать ответа, с опаской и тревогой посматривая на братьев. Но братья молча поклонились ему, и тогда мать ответила:
— Силой и ловкостью ты, сын, не обделен, к труду прилежен и любишь землю пахать и сеять. Если нравится тебе левый мыс — владей им, братья отступаются от него в твою пользу.
Тут заговорил средний:
— Я был с отцом, когда он в последний раз взмахнул мечом и, раненный смертельно, завещал мне свои доспехи, лук и колчан со стрелами. Я люблю охоту и скотоводство. Отдайте мне этот средний мыс! Я стану защищать всех вас. А мать и сестру я никуда не отпущу, они останутся жить здесь, как жили.
Так сказал средний брат. Рыжие волосы его спускались на могучие плечи, борода, такая же рыжая, густо прикрывала подбородок и щеки, на широкой груди покоилось ожерелье из медвежьих и кабаньих клыков. Сказал и сверкнул зеленоватыми глазами на братьев. Младший на это ответил поклоном, а старший только головой кивнул и усмехнулся одними губами.
— Значит, всех нас ты берешь под свою защиту? Спасибо, — сказала мать. — Мы остаемся с твоей сестрой жить здесь, в этом жилище. Ты любишь охоту, как любил ее и твой отец, стрелы у тебя тоже не знают промаха. Не чья-нибудь, а твоя стрела пронзила сердце врага, убившего отца. Ты смел и бесстрашен, сын мой, все соседи не смеют трогать твой скот и твое жилище. Ты будешь хорошим защитником. Но предупреждаю: не обижай ни сестру, ни братьев, ни меня. Я говорю тебе об этом, потому что знаю твой вспыльчивый нрав и злопамятность. Поклянись мне, что не обидишь никого из нас!
Тот поклялся.
— Смотри же, сын, сдержи клятву! Не то кары тебе не избегнуть, — еще раз предупредила мать.
Теперь взгляды всех обратились к старшему. Что скажет он?
Высокий, как и братья, но черноволосый, с твердым пронзительным взглядом черных глаз, похожих на глаза матери, стоял он перед всеми спокойный и уверенный. Длинные прямые волосы были схвачены на лбу зеленым обручем, длинная черная борода закрывала всю грудь.
— Ничей остался правый мыс. Тогда я беру его себе, — рассудительно сказал он.
После этого все поклонились ему.
Так стали жить братья невдалеке друг от друга, но порознь.
Наступила весна. Младший, идя за сохой, радовался хорошей погоде и пел песни. Его голос сливался с птичьим веселым гомоном и разносился по всей округе.
Белокурая красавица сестра на среднем мысу сплела венок из цветов, украсила им распущенные волосы, слушая брата и пение птиц. По вечерам она тоже выходила из землянки послушать его песни и соловьев в березовой роще на левом мысу. Иногда она и сама начинала петь. Тогда все, казалось, смолкало, прислушиваясь к нежным звукам ее голоса.
Ее пение доносилось и до правого мыса, послушать его выходил старший брат. Мать тоже с доброй улыбкой слушала пение дочери. Только один средний брат не любил ее песен: в них не было ни жажды мести, ни ненависти, была только одна чистая любовь. Он, обрывая пение, громовым голосом звал сестру домой. Не нравилось ему и то, что сестра часто навещала младшего брата. Он бы и вовсе запретил ей ходить к нему, если бы не боялся матери.
Средний брат соорудил два высоких земляных вала, которые защищали скот от нападения диких зверей. Целыми днями он бродил по лесу, охотясь на дичь и зверей, а по вечерам выходил на нос мыса с луком в руках и бил пролетавших лебедей и гусей.
Правый мыс казался пустынным, лишь землянка и тропинка, ведущая к ней, выдавали, что там кто-то живет. Ни звуком, ни стуком не выдавая себя, старший чернобородый брат ранним утром покидал жилище и отправлялся в овраг, в ближний лес и собирал там травы. Под вечер он так же тихо возвращался с пучком трав. У дверей его встречала мать. Не говоря друг другу ни слова, они заходили в землянку и плотно закрывали дверь, чтобы никто не слышал их разговора. Мать любила всех детей одинаково, но вещие знания и умение решила передать старшему. Далеко за полночь дверь снова открывалась, и мать возвращалась обратно к среднему сыну.
Ни сестра, ни другие братья не догадывались об этих тайных встречах матери со старшим сыном, ничего не знали они и о том, чем занимается их брат, которого они почти не видели с той поры, как отделились. Только сестра, которая любила собирать цветы, встречала иногда старшего брата, когда тот шел к пещерам. Она молча раскланивалась с ним и никогда не заговаривала, робея от его глубокой задумчивости. Сестра спрашивала о нем у младшего брата, но он знал еще меньше ее. И откуда ему знать, если он совсем никуда не ходил со своего мыса, разве что к матери, да и то редко.
Из птиц лишь одни совы почему-то селились на правом мысу. Их жуткие крики в наступавшей ночи пугали сестру, когда она, заслушавшись младшего брата и соловьев, сидела около своего дома.
Так они и жили, пока жива была мать. Но вот ее не стало. Горько оплакивал мать младший сын, самый сердечный из братьев. Но горше того плакала сестра: не стало матери, больше некому заступиться за нее, некому защитить ее от притеснений среднего брата. Младший брат, хоть и любил ее больше, чем остальные, не мог облегчить ее участь, потому что сам был робок и не умел владеть оружием. Старший же никогда не вмешивался в их жизнь, и ей казалось, что ему не было до нее никакого дела.
Знала сестра, что средний брат при первом же удобном случае расправится с младшим за то, что он ее любимый брат.
Средний сын тоже оплакивал мать. Только старший был по-прежнему молчалив и не выдавал своих чувств ни слезами, ни вздохом.
После похорон умолкли песни на левом мысу. И сестра больше туда не заходила, чтобы не гневить среднего брата. Лишь когда средний брат уходил далеко охотиться, то перекликалась она с любимым братом. Но однажды охотник вернулся раньше и услышал, как они переговариваются друг с другом. В гневе он схватил лук, вытащил стрелу из колчана и хотел пустить ее в брата. Тот испугался, бросился с мыса в Каму и поплыл. Средний собрался было пустить стрелу в плывущего, но передумал: жаль стало стрелы. «Все равно ведь утонет, не переплыть ему полноводной Камы», — подумал он.
Но тот все же переплыл реку и поселился на ближайшем холме.
Сестра видела все и еще больше невзлюбила того, с кем приходилось жить под одной крышей. А средний брат, насмехаясь над ней, сказал:
— Больше небось не захочется песенки распевать да без дела разгуливать. Станешь теперь зерна молоть на ручной мельнице. И ходи где угодно: кроме нас со старшим братом, больше никого нет на всем берегу. Старший, сама знаешь, мне не помеха, он не вступится за тебя. Да и оружия у него нет никакого.
Днем, если поблизости не было брата, она уходила на высокую гору над пещерами, откуда хорошо был виден холм, приютивший младшего. Она махала рукой, брат отвечал ей тем же. Он что-то кричал, но слова не долетали до нее, и она начинала плакать горькими слезами. Слезы капали на песок и были так горючи, что песок плавился. Эти спекшиеся слезки и сейчас находят над пещерами.