Хан Санад призвал к себе Цырена и спросил его:
— Как ты мог найти подземный источник в этом засушливом месте?
Цырен сказал:
— Я нашел его по приметам…
Напились, отдохнули люди и. отправились дальше.
Много дней шли они и остановились на привал. Ночью неожиданно пошел сильный дождь и залил огонь. Как ни бились люди, не могли развести огонь. Продрогшие, мокрые, они не знали, что им делать.
Наконец кто-то заметил на вершине далекой горы огонек костра.
Хан Санад дал приказ сейчас же отправиться на гору и принести огонь.
Люди бросились выполнять приказ хана. И один, и другой, и третий отправлялись на гору. Все они находили костер под густой елью и охотника, который грелся у этого костра. Все они брали горящую головню, но донести ее до своей стоянки не могли — головня под дождем гасла. Разгневался хан Санад и приказал казнить всех, кто ходил за огнем и не донес его.
Пришел черед идти за огнем и Цырену. Пробрался он к своему отцу и спросил:
— Как тут быть? Как донести огонь до стоянки?
Старик сказал:
— Не бери горящие головни — они все равно погаснут по дороге, или сотлеют, или дождь их зальет. Возьми с собою большой горшок, набери в него побольше углей и принесешь огонь на стоянку!
Цырен сделал так, как научил его отец. Принес он с горы полный горшок горячих углей. Люди развели костры, обсохли, обогрелись, приготовили пищу.
Узнал хан, кто принес огонь, и приказал Цырену явиться к нему.
Когда Цырен пришел, хан Санад стал сердито кричать на него:
— Что же ты: знал, как донести огонь, и молчал? Почему ты не сразу сказал, как надо донести огонь?
— Я и сам не знал… — ответил Цырен.
— А как же ты узнал? — стал допытываться хан.
И он так долго допытывался, что Цырен наконец сознался, что все приказания хана он мог выполнить только благодаря советам своего старика-отца.
— Где же твой отец? — спросил хан.
Цырен сказал;
— Всю дорогу я вез его в большом кожаном мешке.
Тогда хан приказал привести старика и сказал ему:
— Я отменяю свой приказ. Старики — не помеха молодым. У старости — мудрость. Можешь не прятаться и ехать открыто вместе со всеми.
Пересказал М. Булатов.
АЙОГА
Нанайская сказка
Жил в роду Самаров один нанаец — Ла. Была у него дочка по имени Айога. Красивая была девочка Айога. Все ее очень любили. И сказал кто-то, что красивее дочки Ла никого нету ни в этом и ни в каком другом стойбище. Загордилась Айога, стала рассматривать свое лицо. Понравилась сама себе, смотрит — и не может оторваться, глядит — не наглядится. То в медный таз начищенный смотрится, то на свое отражение в воде.
Ничего делать Айога не стала. Все любуется собой. Ленивая стала Айога. Вот один раз говорит ей мать:
— Пойди воды принеси, Айога!
Отвечает Айога:
— Я в воду упаду.
— А ты за куст держись.
— Куст оборвется, — говорит Айога.
— А ты за крепкий куст возьмись.
— Руки поцарапаю…
Говорит Айоге мать:
— Рукавицы надень.
— Изорвутся, — говорит Айога. А сама все в медный таз смотрится: ах, какая она красивая!
— Так зашей рукавицы иголкой.
— Иголка сломается.
— Толстую иголку возьми, — говорит отец.
— Палец уколю, — отвечает дочка.
— Наперсток из крепкой кожи — ровдуги — надень.
— Наперсток прорвется, — отвечает Айога, а сама ни с места.
Тут соседская девочка говорит:
— Я схожу за водой.
Пошла девочка на реку и принесла воды, сколько надо.
Замесила мать тесто. Сделала лепешки из черемухи. На раскаленном очаге испекла. Увидела Айога лепешки, кричит матери:
— Дай мне лепешку, мать!
— Горячая она — руки обожжешь, — отвечает мать.
— А я рукавицы надену, — говорит Айога.
— Рукавицы мокрые.
— Я их на солнце высушу.
— Покоробятся они, — отвечает мать.
— Я их мялкой разомну.
— Руки заболят, — говорит мать. — Зачем тебе трудиться, красоту свою портить? Лучше я лепешку той девочке отдам, которая своих рук не жалеет.
И отдала мать лепешку соседской девочке.
Рассердилась Айога. Пошла на реку. Смотрит на свое отражение в воде. А соседская девочка сидит на берегу, лепешку жует. Стала Айога на ту девочку оглядываться, и вытянулась у нее шея: длинная-длинная стала. Говорит девочка Айоге:
— Возьми лепешку, Айога. Мне не жалко.
Совсем разозлилась Айога. Замахала на девочку руками, пальцы растопырила, побелела вся от злости— как это она, красавица, надкушенную лепешку съест! — так замахала руками, что руки у нее в крылья превратились.