Долго она в раздумье смотрела на нее, а затем, вздохнув, сказала:
— Была бы это золотая свирель, о которой рассказывают старики, пожелали бы мы сейчас попутного ветра, пожелали бы мы иметь парус, и все появилось бы у нас. Как жаль, что это простая…
И, говоря так, девушка тоже подула в свирель. Напевные звуки наполнили тишину, и девушка заметила, что лодка вдруг быстро понеслась к берегам, точно и впрямь на ней были паруса из шелка.
Задумалась девушка: «А не волшебная ли это свирель? И не ей ли мы с отцом обязаны своим спасением и возвращением? О! Если это и вправду чудо-свирель, то пусть я стану самой видной, богатой и красивой девушкой в нашем поселке и пусть все подруги завидуют мне».
Но как она ни пробовала сыграть еще раз, ничего не получилось, свирель уже не имела силы, не играла, и девушка со злостью забросила ее в заросли азалий и мусунхва.
Так люди опять утеряли чудесную свирель. Многие с тех пор искали, но не находили ее.
Шло время, и вот, говорят, нашел ее в наши дни Ким Ир Сен, и в его руках свирель вновь обрела чудесную силу свою, ибо он тот человек, который для народа живет!
Кто знает, что в этой сказке — правда, что — вымысел. Но мы так думаем, что чудо-свирель в самом деле есть на свете и до сих пор служит она своему родному народу…
В. Кучерявенко.
МАТЕРИНСКАЯ ЛЮБОВЬ
Корейская сказка
Давным-давно в деревне, неподалеку от порода Кэсона, жила бедная крестьянская семья. Муж работал на поле у богатого соседа, а жена пекла на продажу рисовые хлебцы. Так и жили они, сводя кое-как концы с концами.
И был у них сын Хан Сек Бон, которого они любили больше жизни. Дружно жила семья бедняка, пока не нагрянула на них непоправимая беда: заболел отец тяжелой болезнью и умер. Умирая же, сказал он своей жене:
— Пусть наш сын будет ученый, и тогда все его станут, уважать.
И жена пообещала умирающему мужу выполнить его последнюю волю.
Когда Хан Сек Бону исполнилось семь лет, мать сказала:
— Пора выполнить волю отца. Десять лет предстоит тебе провести в учении. Ты познаешь за это время тысячу иероглифов, выучишь лучшие стихи, научишься медицине и прочтешь книги философов. После этого ты сможешь выдержать экзамен в Сеуле и станешь ученым, как хотел, отец.
Хан Сек Бон ушел учиться в Кэсон, и мать осталась одна в своем маленьком домике. Никто в деревне лучше ее не пек рисовых хлебцев. Они были и вкусны и красивы, всегда одинаковые, ровные, пышные. И поэтому все соседи покупали хлебцы только у нее.
Не было такого вечера, чтобы мать не думала о своем мальчике. Она скучала без него, горевала и плакала. По ночам мать высчитывала, сколько лет, месяцев и дней пройдет, прежде чем она увидит дорогого сына.
Но дней до встречи оставалось еще много.
И вот как-то вечером мать услышала близ чиби чьи-то шаги. Она открыла дверь и узнала своего сына.
Мать видела, что Хан Сек Бон измучен дальней дорогой, ей хотелось броситься к мальчику, прижать его к своей груди.
Но она не сделала этого. Она даже не улыбнулась своему сыну, только спросила:
— Почему ты вернулся раньше времени? Разве ты уже постиг все науки и можешь держать экзамен?
Хан Сек Бон не ожидал такого сурового приема от матери. Он заплакал и сказал:
— Я очень устал. Много десятков ли прошел я пешком и не ел со вчерашнего утра. Накормите меня, а утром я все Вам расскажу.
Ах, как хотелось матери обнять своего сына, поцеловать его, накормить лучшим, что было в доме, и уложить на циновку! Но она этого не сделала, а спросила снова:
— Разве ты уже постиг все науки, которые должен был познать за десять лет?
Сын ответил:
— Я изучил все науки, которые полагается пройти за десять лет, и потому вернулся к Вам раньше времени.
— Тогда возьми кисточку, тушь, бумагу и напиши первые десять иероглифов, — сказала мать.
Когда сын вынул из мешочка, что висел у него на поясе, тушь и кисточку, мать задула огонек светильника и оказала:
— Ты будешь рисовать в темноте иероглифы, а я — печь хлебцы.
Через некоторое время мать воскликнула:
— Хлебцы готовы!
И с этими словами она вновь зажгла светильник. Хан Сек Бон показал матери свою работу. В темноте иероглифы вышли некрасивые, неровные, а в нескольких местах были даже кляксы.
Тогда мать сказала:
— Посмотри на мои хлебцы.
Хан Сек Бон посмотрел на хлебцы. Они были ровные, красивые, одинаковые, аккуратные, точно мать их пекла при ярком свете.