— Так вот почему не можешь ты на ноги подняться! — воскликнула птица, выплюнула тот кусок мяса, что под языком держала, и прилепила его к бедру юнака. В тот же миг Перчик, словно олень, вскочил на резвые ноги, попрощался с птицей и зашагал через леса к замку великанов. Едва завидели Перчика великаны, бросились к нему навстречу и все, как один, попадали на землю мертвыми.
А Перчик освободил закованных юношей и, прихватив с собой жен великанов да красавиц из нижнего света, двинулся домой. Увидела своих детей мать, и себя не помнит от счастья, кинулась обнимать старших сыновей. Перчик удивился и говорит ей:
— Бог с тобой, матушка, что это ты бросилась обнимать чужих, а родного сына будто и не замечаешь!
— Так ведь это же мои старшие сыновья, а с ними мои дочери! воскликнула старушка. — Ты привел своих кровных братьев и сестер. Ведь ты же их и разыскивал по всему свету! Неужели ты до сих пор их не узнал?
Обрадовался Перчик и уж не жалел, что пришлось ему испытать столько всяких невзгод. Рассказал он матери, где странствовал и какие дела совершил. Не забыл про великанов помянуть, да и про карлика тоже, — трех сестер его Перчик отдал в жены своим братьям, а на младшей сам женился. И стали они все вместе жить да поживать в довольстве и счастье.
«У ЦАРЯ ТРОЯНА КОЗЛИНЫЕ УШИ!»
Жил-был царь по имени Троян. У него были козлиные уши. Цирюльники приходили по очереди брить его, но кто из них ни приходил, домой уже не возвращался. Как побреет цирюльник царя Трояна, тот и спрашивает его:
— Что ты у меня заметил?
А тот отвечает:
— Козлиные уши.
Ну, тут ему и конец.
Так дошла очередь еще до одного цирюльника, но он прикинулся больным и вместо себя послал подмастерье. Царь спросил:
— Отчего не пришел сам хозяин?
А подмастерье отвечает:
— Заболел.
Сел царь Троян, молодец побрил его и, понятно, заметил, что у царя козлиные уши.
Царь спросил:
— Что ты заметил у меня?
— Ничего.
Тогда царь дал ему двенадцать дукатов и приказал, чтобы впредь только он приходил его брить.
Вернулся подмастерье домой. Хозяин — к нему: как было у царя? Тот ответил, что все сошло благополучно: царь велел ему и впредь приходить его брить. А о том, что у царя козлиные уши, промолчал малый. Ну вот, долгое время ходил он брить царя Трояна, каждый раз получал по двенадцать дукатов, но никому не говорил, что у царя козлиные уши. Наконец парню невмоготу уж было тайну хранить, стал он хиреть и чахнуть. Хозяин заметил, что недужится ему, начал расспрашивать, и парень долго отмалчивался, но наконец сказал:
— Есть у меня на душе тайна, да поведать о ней не смею. А сказал бы, сразу бы отлегло от сердца.
— Откройся мне, — сказал цирюльник, — я никому не скажу! А меня боишься, пойди к духовнику и признайся ему. Если же и ему боишься открыться, то выйди за город, выкопай в поле яму, всунь в нее голову и трижды поведай земле свою тайну, а потом засыпь яму.
Подмастерье так и сделал: вышел из города, в поле выкопал яму, всунул туда голову и трижды сказал:
— У царя Трояна козлиные уши.
Потом засыпал яму землей и, успокоившись, пошел домой.
Спустя некоторое время на том месте выросла бузина и дала три красных побега, прямых, как стрела. Пастушата срезали один прут и сделали из него свирель. Но только начали на ней играть, как она запела:
— У царя Трояна козлиные уши!
Скоро о том узнал весь город, наконец дошло и до царя Трояна, что дети наигрывают на свирели: «У царя Трояна козлиные уши!»
Он позвал к себе подмастерье:
— Стало быть, ты все-таки рассказал обо мне народу?
Бедняга стал оправдываться, что никому ничего не говорил, хотя и видел, какие у царя уши. Царь выхватил саблю, хотел зарубить его. Струсил подмастерье и стал ему все по порядку рассказывать: как он поведал тайну земле и как на том месте выросла бузина, как сделали из веток бузины три свирели и каждая свирель играет одно и то же. Тогда царь сел с ним в карету и поехал на то место, хотел проверить, правду ли парень сказал. А там уж остался только один прут. Царь Троян приказал сделать из него свирель. Сделали свирель, заиграли на ней и сразу услышали: «У царя Трояна козлиные уши!»
Царь убедился, что на земле ничего нельзя скрыть, даровал парню жизнь и после того позволял себя брить каждому цирюльнику.