Аленький цветочек, ведь придется же рано или поздно обещание исполнить… но, не говоря ни слова никому, живет она и дальше под этим дамокловым мечом, хоть и понимает, что предложение, от которого нельзя было отказаться, на самом деле выглядит таким брошенным как бы в пустоту, несерьезным каким-то и ненастоящим, но, с иной стороны глядя, все же это сказка, а в сказках еще и не такое есть; вот спрашивал Господь белую гвардейщину: где Авель, брат твой? так и слышал в ответ: не знаю, разве я сторож брату моему? и как спрашивал Он другим разом теперь уже красную гвардейщину: где Авель, брат твой? так и снова слышал: не знаю, разве я сторож брату моему? впрочем, христианская идея вбита в нас на берегах Днепра, помнится, огнем и мечом, и неча теперь, как говорится, на зеркало пенять, – вот наш Леон Максимович, уже побывавший в разных ипостасях, не мог также на свое зеркало пенять, ибо откуда берется стремление к перелицовке мира и ниспровержению основ, тем паче – с помощью насилия?.. откуда берется эта болезненная страсть к динамиту, бельгийским браунингам и прочим смертоносным изобретениям изощренного человеческого интеллекта? а берется-то она от предков, кои связаны были с тобой узами крови да вложили в тебя свое, особенное понимание справедливости и чести, – и чтобы понять да почувствовать на вкус бурлящую, порожистую реку этой буйной крови, разлившейся словно в половодье по державе, надобно взглянуть в истоки сей реки, где тоненький ручей едва только начинает движение, споро и быстро расширяясь да постепенно вырастая: ежели вести отсчет от Бахадыр-Гирея, под псевдонимом Ремзий писавшего чудесные стихи о райских садах и большегрудых пери, то и здесь не доищешься истоков, – ведь и он не святым духом народился, впрочем, черта ли нам в доисторической глубинке? можно ведь и не ходить в такую даль – хватит вспомнить, к примеру, как еще с конца XV века крымские орды набегали в русские границы, и предки нашего героя в тех баснословных походах не имели обыкновения плестись в обозах: для чего воевали они Русь? – известное дело: для рабов, коих за десятилетия захвачено было миллиона три с лихвой и кои пропали все в конце концов в недрах невольничьих рынков Константинополя, а потом – самая первая русско-турецкая война, а еще потом – вторая, на которых предки нашего бомбометателя воевали, разумеется, на русской стороне… только не так просто все, как кажется порой, когда из противоречивой действительности настоящего заглядываешь ты в густую тьму веков… вот армия генерал-аншефа Долгорукова завоевала Крым, – за что, между прочим, командующий получил от Государыни шпагу, усыпанную бриллиантами, и почетный титул – Крымский, – а спустя полтора десятилетия собравшиеся в Бахчисарае татарские мурзы уже выразили свои верноподданнические чувства правителю края Василию Каховскому; происходило это в преддверии посещения Тавриды Самодержицей; в бахчисарайском том собрании кроме прочих участвовал Мегметша бей Кантакузин, тогда еще майор, а впоследствии полковник, – прямой предок юного Леванта и отец поручика Мустафы Мурзы, побывавшего два десятилетия спустя на аудиенции у Государя; другой предок неустрашимого эсера – по двоюродной линии – Темир ага, что, между прочим, толмачи трактовали как железный, служил в Симферопольском коннотатарском полку, сформированном под наблюдением генерал-губернатора Новороссии Дюка де Ришелье, – имел статного вороного коня турецкой крови, пику, пистолет и татарский клевец кулюк-балта… но и то было уже позже, а лучше заглянуть спервоначалу в апрельский 1783 года Манифест Императрицы, памятный Артему еще по занятиям в Исторической библиотеке, куда попасть в глухую пору застоя просто так было невозможно, почему и пришлось ему брать в своем Историко-архивном специальное письмо с нижайшей просьбою от деканата поспособствовать студенту-первокурснику… и как же он любил эти на целый день занятия в тишине большого зала, украшенного окнами, уставленного дубовыми столами с уютными лампами, и Артем всегда старался сесть в углу и позади всех, чтобы иметь возможность наблюдать за читателями и особенно – читательницами, чьи лилейные шейки, украшенные соблазнительными завитками, волновали его, конечно, много больше, чем самодержавные вердикты, и он нет-нет отвлекался от украшенных старорежимными ятями да ижицами древних текстов, поглядывая по сторонам и отмечая исполненные кошачьей грации изгибы девьих спин, там – упавшую на висок прядку, а там – пушистые ресницы да подпертый маленьким кулачком нежный подбородок… но история властно призывала, и он, с трудом отвлекаясь от прекрасных профилей, возвращался в давние эпохи, где черным по белому на старой ломкой бумаге было писано: …