простер совиные крыла) Победоносцевым, предназначенным к закланию одновременно с благодушным министром МВД Сипягиным, и уже почти положенным на жертвенный гранит, но ускользнувшим от судьбы, а может, и наоборот – спасшимся благодаря судьбе, которая под хмурым петербургским небом выстроилась так: 2-го апреля в час пополудни, когда Сипягин как раз прибыл к Мариинскому дворцу, из Синода вышел Победоносцев, к которому должен был приблизиться некий боевик, вызванный телеграммой из провинции, однако молодой телеграфист, всего только три дня как выпущенный из учеников, в силу волнения или невнимания перепутал при подаче телеграммы две буквы в именованьи адресата, вследствие чего этот самый адресат условного послания не получил и в Петербург, понятно, не приехал, отчего первоначальная картина удачно задуманного убийства сразу изменилась: Победоносцев встал с приготовленного ему жертвенного камня, небрежно отряхнулся и последовал… куда он там последовал, – только черти знают, но очевиднее всего – в Сенат… – и, значит, наш обер-прокурор стоит, получается, в раздумьи на Галерной невдалеке от триумфальной арки и не знает, какую беду отвел от него телеграфист, а на полотне экрана выглядит все это так: мрачный убийца с протянутой рукой, в которой зажат револьвер на сей раз неизвестной породы, опускает вдруг оружие и начинает двигаться чрезвычайно странным образом, а именно – назад спиной, проходит некоторый путь, и тут в кадр въезжает тоже почему-то задом ободранная пролетка с ванькой впереди, убийца садится, и пролетка, продолжая ехать прежде лошади, резво двигается по направлению к вокзалу, Николаевскому, надо полагать… и так далее, – вплоть до посадки террориста в поезд, – разумеется, задом наперед, – и появления его в месте назначения, то есть правильнее сказать все-таки – в месте отбытия… посему напрасно ты, голубчик, – адресовалась бабушка к Артему, – так жарко возражаешь противу доказанных самою жизнью упрямых аргументов… не нравится тебе? на твой взгляд бездоказательно? предлагаешь привести новые примеры? изволь, mon cher ami, вот тебе пример: 15 июля 1904 года в девять часов утра капитан лейб-гвардии Семеновского полка Максимилиан Цвецинский выехал на Измайловский проспект, торопясь к поезду, отходящему с Варшавского вокзала в девять тридцать, и вовсе не зная ничего о том, что нить его жизни без согласования с ним уже безжалостно вплетена в историческое полотно, – министр внутренних дел Плеве, сменивший на этом посту недавно убитого Сипягина, в те же девять часов также выехал на тот же Измайловский проспект, едучи с докладом ко двору, и кучеру министра не нужно было указывать на то, что двигаться следует по центру проспекта, как можно дальше от потенциально опасных тротуаров, хотя бы и заполненных по обыкновению филерами, сыщиками, полицейскими и охранниками 3-го делопроизводства, которые при всей своей наблюдательности и высочайшей выучке не видели слившуюся с обывателями группу террористов, следовавших по Обводному каналу и свернувших затем в первую роту Измайловского полка, где некий Боришанский двинулся вперед, а Созонов с десятифунтовой бомбою в руках, напротив, несколько отстал, – страховал его Каляев, поэтический бес и будущий убийца великого князя, – замыкали группу, прикрывая тылы и возможные пути отхода, Сикорский и дедушка Леон, князь Левант Мурза, переименованный уже согласно новому, купленному за большие деньги паспорту, в петербургского мещанина Авеля Акимова; акция была продумана: Боришанский пропускает Плеве и запирает Измайловский проспект, Созонов – главный козырь, но ежели он промахнется или будет схвачен до свершения акта революционного возмездия, то в дело вступят Каляев, Сикорский и новоиспеченный мещанин Акимов, – кровавый сатрап Плеве не уйдет от бомбы, но неизвестно, как все сложилось бы, не будь в тот час на проспекте капитана лейб-гвардии известного полка, ехавшего впереди министра; за семь минут до девяти Сазонов в железнодорожной форме спустился с моста Обводного канала и быстро двинулся к Варшавской гостинице, а Боришанский в это время уже находился возле угла первой роты; Каляев, Сикорский и Акимов контролировали ситуацию по ту сторону канала, – таким образом, министр был надежно заперт, но! неизвестно все-таки, удалось бы Созонову удачно бросить бомбу, – может быть, он ее и не докинул, а Боришанский, для примера, растерявшись, пропустил бы вдруг карету, и Плеве удалось бы выскочить с проспекта, но Клото уж спряла, Лахесис отмерила, а Атропос занесла свой нож, ножницы или что там у нее, чтобы отрезать эту нить… только еще не факт – смогла бы или нет, – мало ли какой случай помешал бы ей… нет, не так – это как раз она и распорядилась: бравый капитан Цвецинский закрывал дорогу Плеве, – министерский кучер, пытаясь обогнать его, взял влево, опасно съехав к тротуару, где как раз стоял в гипнотическом оцепенении Созонов… натянув вожжи, он, то есть, конечно, кучер слегка попридержал коня, и карета, словно войдя в некое тягучее пространство, с усилием стала преодолевать зыбкую субстанцию проспекта и… обходить… обходить пролетку капитана… Созонов очнулся и шагнул… карета министра была очень близко, Плеве успел еще мельком взглянуть в безумные глаза убийцы и понял… Атропос – неотвратимая, неминуемая, непреклонная уже подняла руку, чтобы сделать последнее движение… в этот миг в карету министра полетела бомба!.. в тишине бомба взорвалась, и со стен домов медленно посыпались бликующими веерами стекла, по проспекту расползся черный дым, и словно в вате, с усилием подымая ноги и руки, забе́гали по развороченной мостовой мелкие людишки… раненый и контуженный Созонов, лежа на асфальте, едва открыл глаза и сквозь красную пелену заливающей лицо крови увидел перспективу проспекта… кто-то изо всех сил пнул Созонова грязною кирзою, и тут у него открылся слух: крики, стоны и истерические визги хлынули ему в лицо… звон стекла, топот беспорядочно снующих ног и эхо взрыва, многократно отразившееся от домов… убитых и раненых оказалось очень много – Плеве был разорван в клочья, кучер министра и случайные прохожие лежали без жизни на вздыбленном проспекте; к слову сказать, Цвецинский тоже не ушел от злой судьбы, хоть и не был виноват ни в чем, – если уж подходить к делу без пристрастия; он был ранен очень тяжело, что не помешало ему вскорости поправиться, служить, командовать ротою и даже принять в известное время участие в Великой войне, получив на той войне за свои мужество и храбрость немало орденов вкупе с Георгиевской шашкой, а летом 17-го года – генерал-майора, что, думается, все-таки не способствовало его выживанию в дальнейшем… вот тебе, голубчик, роль исторической случайности и закономерности, – будешь ты спорить или нет, опираясь на лекции красных обществоведов в твоем архивном институте, но я тебе скажу: возьми, к примеру, десятифунтовую бомбу не Созонов, а, может быть, известный тебе петербургский мещанин Акимов, коим стал, ежели помнишь, Леон Максимович, сиречь Левант Мурза, – то и тебя, пожалуй, на этом свете не было б… и уж добавлю, чтобы поставить в нашем споре окончательную точку: зря, что ли, говорят,