— Ну…хорошо… — Воин с кряхтением приподнялся с простыни, ухватился за стену. — Раз ты так в это веришь…
Два человека, бледных, растрепанных, безоружных вышли из полуразрушенного дворца культуры навстречу боевому отряду противника. Улыбнулись, увидев среди этого отряда родные лица. Помахали им рукой. И пошли навстречу… следом шел с улыбками весь отряд партизан…
— Коллеги, взгляните-ка. Это невероятно.
Троица врачей согнулась над результатами утренних анализов девушки двадцати пяти лет с третьей стадией рака. Вопреки прогнозам, количество метастазов в крови и всех органах сократилось. Иммунитет начал расти. Опухоль же…уменьшилась.
— Если дело пойдет такими темпами, скоро мы сможем просто удалить опухоль и назначить ей курс лечения — и все.
— Но как это удалось? Что вы ей ставили? Какой препарат назначали?
Врачи переглянулись. Никто не назначал ничего нового.
— Ощущение, как будто весь организм взбунтовался и объединился против болезни.
— Судя по анализу крови, это именно так. Как будто кто-то дал клеткам команду снова жить по здоровому принципу, принципу единого организма. Обмен веществ налаживается.
Врачи переглянулись.
— Это чудо, коллеги.
За окнами проглядывало сквозь серые тучи чистое небо. Заводы скрывал идущий из труб рыжий ядовитый дым. По улицам маршировали крепкие, здоровые полицейские в форме, надменно поглядывая на уставших, унылых прохожих. По радио передавали новости о закрытии границы с Китаем и рядом других ранее дружественных государств. Перед окнами больничной палаты ветер трепал постер какого-то нового фильма. На постере была крупными буквами написана одна фраза:
— Когда-нибудь и мы станем Единой галактикой…
1094 день
Девять часов утра. Солнце еле пробивается сквозь тучи пыли и пепла, пляшущие в воздухе.
Ветер толкает в плечо, по жесткой поверхности разодранного на плече камуфляжа стекает кровь.
Это была нарезная пуля. А она не дура, бьет точнее и опаснее обычных. Как бы их не запрещали — война есть война. Здесь главное — победа. Цена не имеет значения.
Светофильтр со скрипом пополз вверх. Каменная пыль, кажется, покрывала каждый дюйм. Маска с тихим щелчком отсоединилась от гермошлема. Зашипели змеями прозрачные трубки кислородного прибора.
Липкие от пота красные волосы скрывали мигающий алым наушник. Вызывают с базы. Что ж, подождут.
Под ногами со звоном перекатывались гильзы. Утес как прокаженный. Весь изрыт язвами выстрелов.
Вдох. В легкие вместо отфильтрованного воздуха ударила горячая, душная смесь.
Дым. Гарь. Бензин. Кровь.
1094 день войны.
— Победили один раз — сможем победить и в другой.
Над головой в мутно-голубом небе хищными птицами промчались черные самолеты.
У белоснежных городских стен взвились дымные шапки взрывов. Кажется, Бастиона больше нет.
Ветер дрогнул, бросил в лицо пригоршню пыли и каменной крошки.
— Неправильно.
Холодная, кривая усмешка. Как предсказуемо.
— Почему же? Это история. Так было всегда.
Очередной взрыв прогремел в километре от входа в бомбоубежище. Застрекотал пулемет.
— Все равно…Люди меняются. Мы ведь пытались найти компромисс. Искали выход, пытались понять вас. А в ответ…Это просто резня. Никакой истории.
— Возможно. Но враг всегда остается врагом. Даже после заключения мирного договора. Ты погибнешь, когда пожалеешь врага.
Щелкнула пряжка гермошлема. Матовая, чернильно-черная маска — наполовину человек, наполовину лис с оскаленной пастью, сползла вверх. Мерцающие трубки, провода, уходящие под чешуйчатую кожу защитного костюма. Приподнятое забрало шлема нового поколения. Незнакомые глаза знакомого человека. Острые скулы, жесткое лицо. Сухой, очищенный фильтрами от грязи и эмоций голос.
— Вас кто-то предал. Беги.
Щелчок затвора. Старый добрый АПС смотрит в лоб.
— Снят с производства в 1958. Доработан и принят на вооружение в 1972. В закрытом доступе с 2015.
Заученная за годы фраза вырвалась сама. Он усмехнулся.
Молчание. Нацеленный пистолет.
Рокот взрывов, стрекот стальных очередей, нарастающий гул бушующего в стенах Бастиона пламени.
Криков не слышно. Некому кричать.
— Беги.
Рука поползла вверх, смахнуть прилипшие ко лбу волосы. Плечо вспороло болью. Изучающий, настороженный взгляд черных глаз напротив.
— Мне не страшно. Просто…немного больно.
Суровый голос, нетерпеливое движение кисти, затянутой в черную перчатку. Властный жест свободной рукой.
— Невозможно привыкнуть к тому, что убивает. Уходи. Или мне придется стрелять.
— Куда? Кругом враги. Быть может, засада.
Наушник нагрелся. Кто-то продолжал звонить, вызывать на связь. Значит, еще живы. Есть куда возвращаться.
Бастион окутало густым черным дымом. Горели жилые кварталы.
Новый декабрь. Без снега. Без шумного веселого Нового года.
— Почему ты на их стороне? Не с нами?
— Я знал, что ты это спросишь.
По зеленоватой чешуе разорванного костюма ползли кровавые слезы. Плечо немело. Она пнула ногой гильзу, посмотрела на дуло пистолета. Улыбнулась. Он поймал направление взгляда. Пожал плечами.
— Извини.
— Никогда не прощу.
То, что раньше было шуткой, прозвучало как угроза. Он нахмурился. Маска опустилась на место.
— Пошли.
Камни выскальзывали из-под ног. Все из-за того подбитого истребителя. Кажется, масло вытекло. Откуда только они взяли эту древнюю технику? Ее сплавляли за бесценок за рубеж, зарывали под землю, взрывали на полигонах. А то, что от нее оставалось, все равно угрожало миру.
Кризис. Закат Европы. Бедность, передел мира, пропасть между людьми. Кто-то еще пытался сохранить человеческий облик. Кто-то с радостью его терял, ради куска хлеба вбивая гвозди в глотку любому.
Им казалось, что проще выжить в одиночку. Они обживали заброшенные бомбоубежища, промзоны. Создавали свои мини-колонии. Из таких же отщепенцев. Правительство разваливающейся на части великой державы продолжало закручивать гайки. Народ взвыл. Те, чей мозг еще не совсем ослаб от постоянной атаки зомбирующей рекламы, ушли в леса. Как в 41 м.
Колонии росли, как грибы. Объединялись, отстраивали свои пути сообщения. Дороги, теплотрассы, пункты связи.
Страна расползалась, как гнилое знамя, на глазах.
Она споткнулась, кубарем скатилась вниз по битому камню. В затылок, в плечо, в живот — острые углы отбитых кусков скальной породы впивались в тело. Треснувшая по краю маска гермошлема выпала из рук, осталась где-то в стороне. В глазах заплясали алые круги. Воздух ускользал, убегал от широко раскрытого рта.
Затянутая в черное фигура скатилась вниз. В отличие от нее — по собственному желанию.
Беззвучно подняла на ноги, легко подхватив за кожаный истертый пояс.
Она еле доставала макушкой ему до плеча. Даже с учетом платформы на ее армейских ботинках.
Между лопаток уперлось дуло АПС.
- Не боишься, что будет слишком шумно?
— Не глупи. Никто не услышит. Иди вперед.
Утес остался за спиной. Может, и к лучшему. Про вход в укрытие он так и не догадался.
Под ногами поскрипывал песок. Что за земля…Еще летом здесь пышным ковром лежали травы. А сейчас — только голая пустыня, глотающая останки жилых домов, стройки и загнивающие тела. Почему нет снега…