Хоть пополам разорвись, а приходится Джюгасу единственную коровенку барину отдавать. Вернулся Джюгас в избу и утешает жену:
— Ничего, мы свинку зарежем, похлебку салом заправим, все с голоду не помрем.
Пошел мужик в хлев свинью резать, а только откуда ни возьмись, глядь-поглядь — и тут немец. Ружьецом поиграл, хлыстом помахал и говорит Джюгасу:
— Человече, человече, я твой барин. Не знаешь, что ли, что с этих пор свинину одни баре кушать будут? Отдай мне свою свинью. А не отдашь — на первом суку тебя повешу.
Отдал Джюгас последнюю свинью. Вернулся в избу и утешает жену:
— Ничего, я в реке рыбки наловлю, в лесу где ягодку, где грибок отыщем, все до зимы живы останемся.
Встал Джюгас чуть свет, ушел на реку, рыбы полную корзину наловил, в лес заглянул — полное лукошко ягод нарвал, по лесам еловым и березовым грибков насобирал и к вечеру возвращается домой, как пчела меду полная.
Барин ехидный, черт ненасытный, под мостом Джюгаса подстерегал, и как только подошел Джюгас к мосту, он прыг на дорогу и останавливает мужика:
— Человече, человече, я твой барин. Не знаешь разве, что ягоды, рыбу и грибы мне одному есть полагается? С нынешнего дня буду я тебя каждый вечер у этого моста дожидаться, и должен ты мне приносить по полной корзине ягод. рыбы и грибов. А не принесешь — сам к рыбам угодишь.
Вернулся Джюгас в избу с пустыми руками, весь день задаром на немца поработав, а сам жену утешает:
— Ничего, щавелевой похлебки поедим, в лесу птичьих яиц насобираем, все до нового урожая с голоду не помрем.
От зари до заката снует жена Джюгаса с детьми по кустам, спину гнет, в росе холодной ноги студит — для барина ягоды-грибы собирает.
Пришло время жатвы, собрал Джюгас с поля урожай, сам на плечах своих в амбар снес и весело говорит жене:
— С хлебцем как-нибудь зиму суровую переможем, а весной и травкой прокормимся.
А тут шмыг-шмыг — немец-проныра, пузатый задира, ус колючий, с сигарой вонючей, и говорит Джюгасу:
— Человече, человече, я твой барин. Смотри, чтоб был у тебя хлеб в два дня обмолочен, провеян и в мои амбары свезен! Если хоть одно зернышко утаишь, на суку повиснешь.
Плохи шутки с немцем-пронырой, пузатым задирой, так и пришлось все зерно ему отдать. Осталась семья Джюгаса без молока, без мяса, без хлеба. Пора озимые сеять, а у него ни единого зернышка для посева не осталось. Сидит Джюгас понурый целые дни, сидит голодный с малыми детьми — думу думает, — ничего не придумает.
И опять, откуда ни возьмись, с шумом и треском в дверь — барин.
— Человече, человече, и чего ты сидишь сложа руки? Я, твой барин, приказываю, чтоб в три дня пашня была унавожена, вспахана, взборонена и рожью-пшеницей засеяна. Не засеешь — избу твою дымом пущу, детей твоих и тебя самого сожгу, а пепел ваш по земле развею.
Нет у Джюгаса ни коня, ни семян, сам он с семьей с голоду чуть не пухнет — не знает, что ему и делать.
Через три дня приходит немец и спрашивает:
— Ну, как, человече, засеял ты свое поле?
— Погоди, воробьиным навозом пашню удобрю, кошку запрягу — вспашу-взбороню, вшей с твоего затылка соберу — засею, — ответил Джюгас, потеряв терпение.
Рассердился немец на мужика за такие слова. Ночью, когда Джюгас со двора вышел, поджег немец его избушку. Вместе с домом сгорели жена Джюгаса и двое его малых детей. Вернувшись, нашел мужик только дымящиеся головни.
Собрав в узелок обуглившиеся кости жены и детей, ушел Джюгас бродить по белу свету.
Шел он днем и ночью, проголодался, измучился. Начал по карманам шарить, нет ли там хоть крошки хлеба. Нашел он только денежку серебряную. Что поделаешь — сам себя не обгложешь. Идет он дальше. По дороге забрел в темную чащу. Слышит — в той чаще что-то стучит, гремит, прямо земля дрожит. Повернул он туда, откуда стук доносится, видит — стоит посреди чащи кузня, горн горит, и кузнец-великан, с бородой до земли, бьет молотом по наковальне.
— Кузнец, что ты куешь? — спрашивает Джюгас.
— Птицам — клювы, зверям — клыки да когти, скотине — рога кую, — отвечает кузнец.
— Не можешь ли ты мне такую пулю выковать, что куда бы я ее ни бросил, кого бы ни задумал убить, того бы она убивала и опять ко мне целехонькой возвращалась? Вот тебе серебро и угли для горна! — сказал Джюгас.
— Многого ты захотел! — отвечает кузнец. — А кто ты таков, откуда бредешь, кому мстить собираешься?
Рассказал Джюгас беду свою, слезами горючими обливаясь. Послушал кузнец мужика, взял от него денежку, развел горн обугленными костями джюгасовой жены и ребятишек и принялся за работу. Целый день, ночь целую горн не угасал, к небу искры взлетали, сутки целые молот гремел, — наконец, выковал кузнец Джюгасу серебряную пулю.