А вот европеец, который снискал себе на редкость мало любви окружающих, вызывал неприязнь тем, что холодно и презрительно критиковал дела других. Когда индеец сбил птицу в поднебесье, белый человек пожал плечами и заявил, что с помощью двадцати граммов свинца можно стрелять во много раз дальше. А когда ему предложили проделать это, он не смог и стал говорить: будь у него, мол, то и это, и ещё десяток других вещей, уж тогда бы он определенно сумел. Китайца он тоже высмеял, сказав, что хотя пересаживание побегов пшеницы несомненно требует бесконечного терпения, но подобный каторжный труд не может сделать народ счастливым. Китаец же, при всеобщем полном одобрении, ответил, что народ счастлив тогда, когда он сыт и чтит богов, но европеец и на это лишь издевательски рассмеялся.
Итак, веселое состязание продолжалось, в конце концов все звери и люди показали свои таланты и искусства. Настроение у всех было радостным; сам патриарх прятал одобрительную улыбку в своей белой бороде и промолвил, что теперь воды могут спокойно отступить, а на земле может начаться новая жизнь; потому что целы, мол, ещё все разноцветные нити в одежде бога и ничто не мешает учредить на земле бесконечное счастье.
Один только европеец ещё ничем не удивил остальных, и все громко потребовали, чтобы он выступил, показал себя и они смогли бы убедиться, что он тоже недаром ест хлеб свой насущный и живет вместе со всеми в плавучем доме патриарха.
Европеец долго отнекивался, находил отговорки, пока сам Ной не приложил палец к его груди, требуя повиновения.
— И у меня кое-что есть, — так начал белый человек, — я тоже довел до совершенства одно искусство. Зрение, слух, обоняние у меня ничуть не лучше, чем у других живых существ, и ловкость — не больше. Мой дар — высшего порядка. Мой дар — интеллект.
— Покажи! — крикнул негр, и все придвинулись ближе.
— Его нельзя показать, — мягко сказал белый. — Возможно, вы меня неверно поняли. Меня отличает от других разум.
Негр весело рассмеялся, обнажив белые как снег зубы, индус насмешливо пошевелил тонкими губами, китаец улыбнулся лукаво и добродушно.
— Разум? — произнес он задумчиво. — Тогда покажи, пожалуйста, твой разум. До сих пор его что-то не было видно.
— Нечего тут видеть, — ворчливо защищался европеец. — Мой дар и мое отличие в том, что я храню в сознании картины внешнего мира и могу из них составлять для себя самого новые картины в любом порядке. Могу мыслью охватить весь мир, то есть могу его заново создать.
Ной провел рукой по глазам.
— Позволь, — медленно произнес он, — а для чего это нужно? Вновь создавать мир, который уже сотворен богом, да к тому же создавать для себя одного, своим малым умишком, — какой смысл во всём этом?
Все одобрительно зашумели, и посыпались вопросы.
— Постойте! — воскликнул европеец. — Вы неверно понимаете меня. Работу разума не так легко показать, это вам не какая-нибудь ловкость рук.
Индус улыбнулся.
— И всё же можно, белый сородич. Покажи нам работу разума, ну хотя бы счёт. Давай считать — кто быстрее! Итак, у некоей пары трое детей, каждый из них, в свою очередь, обзаводится семьей. У каждой из новых пар каждый год рождается по ребенку. За сколько лет число детей достигнет ста?
Все с любопытством слушали, сами начали складывать на пальцах, напряженно поглядывали вокруг. Европеец стал считать. Но буквально через несколько мгновений китаец сообщил, что ответ уже готов.
— Прекрасно, — одобрил европеец, — но ведь это только ловкость, прыть и больше ничего. Мой разум дан мне не для того, чтобы проделывать всякие мелкие фокусы, он дан мне, чтобы решать большие задачи, от которых зависит счастье человечества.
— Вот это мне по душе, — поддержал Ной. — Найти счастье — это, конечно, важнее, чем всё другое. Тут ты прав. Скажи поскорей, что ты знаешь о всеобщем счастье человечества, мы будем благодарны тебе.
Затаив дыхание, все устремили взоры на белого человека, напряженно ожидая, что он скажет. Ну, наконец-то! Честь ему, белому человеку, он откроет нам тайну человеческого счастья! Да не коснется его слуха злое слово, он волшебник! На что ему ловкость рук, изощренность зрения и слуха, на что ему прилежание и искусство счёта, если он знает такие вещи!