— Да, — сказал Хинцельмейер, — вы его действительно нашли, в этом не может быть никакого сомнения; давайте же теперь поразмыслим, какая от него может быть польза.
Так, покончив с разговорами, они уселись друг против друга на земле по обе стороны от круглого камня и стали думать, обхватив голову руками. Они сидели и сидели, солнце закатилось, взошел месяц, а они всё никак не могли ничего придумать. Время от времени один спрашивал другого:
— Ну как? Придумали?
А другой только качал головой и отвечал:
— Нет, не придумал. А вы?
И тогда другой отвечал:
— И я не придумал.
Крагириус очень весело расхаживал по траве и ловил лягушек. Касперле с горя снова принялся дергать себя за нос; тут закатился месяц и взошло солнце; Хинцельмейер опять спросил:
— Ну как? Придумали?
А Касперле снова потряс головой и сказал:
— Нет, не придумал. А вы?
И Хинцельмейер уныло в ответ:
— И я не придумал!
Потом они опять долго думали; наконец Хинцельмейер сказал:
— Нам надо сначала протереть очки, тогда и увидим, какая от него может быть польза.
И не успел он снять с носа очки, как тут же выронил их в траву и воскликнул:
— Я придумал! Дорогой коллега, его надо съесть! Извольте-ка потрудиться и снять очки с вашего почтенного носа.
Тут Касперле вслед за Хинцельмейером тоже снял очки и, внимательно осмотрев камень со всех сторон, сказал:
— Сие есть так называемый сыр, черствый как подошва, и его надо с божьей помощью съесть. Угощайтесь, дорогой коллега!
И вот оба вытащили карманные ножи и принялись бодро расправляться с сыром. Крагириус тоже прилетел и, подобрав брошенные очки, утвердил их на своем клюве, а затем и сам подсел к едокам и стал подбирать остатки.
— Не знаю, что со мной делается, — сказал Хинцельмейер, покончив с сыром. — Но только я испытываю непередаваемое состояние духа, из чего следует, что я заметно приблизился к философскому камню.
— Ах, досточтимый коллега, — ответил ему Касперле, — вы высказали и мои сокровенные чувства. Так давайте же не мешкая продолжим наши странствия.
С этими словами они обнялись; Касперле отправился на запад, а Хинцельмейер — на восток, а над его головою летел Крагириус, нацепивший себе на клюв очки.
И он всё бродил по свету, побывал и там и сям, исходил землю вдоль и поперек, и спина у него согнулась, волосы поседели, резвы ноженьки стали спотыкаться. Много стран прошел он со своим посохом, а философского камня всё не мог найти. И вот минуло ещё девять лет. Однажды вечером он опять пришел в гостиницу, собираясь там переночевать. Крагириус, как всегда, протер свои очки и поскакал на кухню выклянчивать ужин. Хинцельмейер вошел в зал и поставил свой посох за печкой, а сам тихо опустился в кресло, чтобы дать отдых усталому телу. Хозяин поставил перед ним кружку с вином и добродушно заговорил:
— Видно, вы очень утомились, сударь, вот попейте вина, оно придаст вам силы.
— Да, — сказал Хинцельмейер и взял кружку обеими руками, — я очень устал; я долго странствовал, очень долго.
Затем он смежил веки и с жадностью припал к кружке.
— Если вы хозяин этой птицы, то, значит, это про вас у меня спрашивали, — сказал хозяин. — Как вас зовут, сударь?
— Меня зовут Хинцельмейер.
— Так, значит, с вашим внуком, супругом прекрасной госпожи Абель, я хорошо знаком.
— Это мой отец, — сказал Хинцельмейер, — а прекрасная госпожа Абель — моя матушка.
Хозяин пожал плечами и отошел за стойку, про себя он подумал: «Бедный старичок совсем в детство впал».
Хинцельмейер свесил голову на грудь и спросил, кто это о нем справлялся.
— Просто какая-то бедная девушка, — ответил хозяин. — Она была одета в белое платье и пришла босая.
Хинцельмейер улыбнулся при этих словах и тихо молвил:
— Это была дева розового сада; значит, скоро всё будет хорошо. Куда же она пошла?
— Наверно, это была цветочница, — сказал хозяин. — Если вы хотите её повидать, то легко разыщете на каком-нибудь углу.
— Мне надо сначала соснуть, — сказал Хинцельмейер. — Отведите мне комнату, а как петух пропоет, тогда и разбудите.
Хозяин отвел Хинцельмейеру комнату, и тот лег спать. Ему приснилась красавица матушка; он заулыбался, и она что-то говорила ему во сне. Тут через открытое окно в спальню влетел Крагириус и уселся над изголовьем. Ворон расправил черные перья, снял лапой очки с клюва и, замерев на одной ноге, стал следить за спящим Хинцельмейером. А тот досматривал свой сон, красавица матушка как раз говорила ему: «Не забудь розу!» Хинцельмейер кивнул ей во сне головой; а ворон распустил когти и сбросил ему на нос очки.