— Да кто ты такая?! — вознегодовала Роза. — Не тебе, зелёной метёлке, судить о царице цветов!
Изогнув ветку, Роза зло уколола Лилию самым длинным шипом. Лилия ойкнула, отдернув лист.
— Кто ещё недоволен мной? — грозно вопрошала гордячка, надменно оглядев всех и воинственно подняв выше свои колючие веточки.
Все цветы замерли. Что-то теперь будет.
Такой разъяренной красавицу до сей поры никто не видел.
— Успокойся, ненаглядная, — тихо и печально промолвил Кактус, — ты права, как всегда. Скоро я засохну и больше не буду огорчать тебя своим уродством. Хотя я мог бы стать тебе защитой от всяких нахальных мошек и букашек… Ведь душа моя переполнена любовью.
— Замолчи! Слушать противно, — прошипела Роза.
Лилия тихо шепнула уродцу.
— Если хочешь — защищай меня. Я буду тебе очень благородна…
Но Роза услышала шепот Лилии.
— Да кто польстится на твои унылые тощие листья! Букашки и мошки слетаются на мой аромат, не говоря уже о нежности моих лепестков! Фу, нахалка!
Что ей могла ответить Лилия.
— Пусть хоть Кактусу послужат мои листья, если больше никого не могут порадовать, — вздохнула Лилия и стала нежно поглаживать колючки уродца. Она стойко терпела боль и старалась не замечать, как множатся бугорки-бородавки. Переполненная жалостью к несчастному, Лилия не заметила, как её сострадание переросло в любовь. Ведь известно, что особенно мы любим тех, в кого вкладываем душу.
А Кактус ожил, посвежел, окреп.
И… случилось одно чудо, затем…
Когда первые лучи солнца заглянули в оранжерею, отовсюду послышались изумленные «ах!», «ах!»
Над израненными пупырчатыми листьями Лилии возвышались прекрасные белые кудри. Они обрамляли ярко жёлтую сердцевину, отороченную темными бархатными тычинками, источавшими сильный терпкий аромат.
Роза не смогла найти едких слов и молча, придирчиво изучала соседку.
Кактус, налюбовавшись Лилией, произнес с беспредельной печалью:
— Ну вот… Теперь и тебе я больше не…
— Что ты! Успокойся, — не дала ему договорить Лилия. — Я как люблю, так и буду любить тебя, тебя одного!
Она обвила колючего уродца всеми своими листьями и нежно склонила к нему прекрасную голову.
— Веришь ли ты мне? — спросила она.
— Верю. Потому, что знаю, как мучительны для тебя эти объятья. Ты терпишь боль и миришься с уродливостью своих листьев. А самопожертвование — есть признак настоящей любви.
Роза и сейчас не смогла съязвить, но очень хотела.
Целый день и наступившую ночь цветы обсуждали случившееся. Разве могла царица цветов стерпеть такое и смириться… А когда хозяйка оранжереи, словно забыв о прежней своей любимице, долго любовалась Лилией и даже поцеловала её, Роза чуть не завяла от ревности. Она не знала, что милость господ так непостоянна…
Новое утро одарило всех ещё одним сюрпризом… Колючее туловище уродца Кактуса венчал большой лилово-розовый бутон.
Вот что сотворила Любовь.
— Красавец, ах, какой дивный красавец! — перешёптывались цветы.
Изумлённая Лилия, вне себя от счастья, не переставая гладила и обнимала любимого.
Он же, осознав произошедшее, высвободился из её объятий, горделиво оглядел всех и отважился обратиться к Розе.
— Ну что скажешь? Или я и теперь не хорош для тебя?
— Почему для неё? Ты же мой, и я принадлежу тебе! — воскликнула Лилия и заломила в отчаянии пупырчатые израненные листья.
Но Кактус словно не слышал. Надменно поводя по сторонам всё более раскрывающимся бутоном, неблагодарный красовался перед царицей цветов.
— Что ж, — жеманно произнесла Роза, — пожалуй, сейчас ты достоин моего внимания.
— Не сейчас, а навсегда, — нахально заявил недавний уродец, — и не внимания, а любви. Вот так!
Роза опешила.
— А как же я? — ещё не веря в измену любимого, чуть слышно прошептала Лилия.
Белокурая головка её печально поникла. Окинув Лилию равнодушным взглядом, красавец презрительно изрёк:
— Ты что о себе возомнила?
— Корявая, пупырчатая нахалка! — вторила Кактусу Роза. Оказав великую честь Кактусу, она своим длинным шипом коснулась его колючки.
Бутон Кактуса полностью раскрылся, и царица цветов, улыбнувшись впервые за эти два дня, послала ему воздушный поцелуй. Он принял это проявление нежности, как должное. И продолжал горделиво крутить головой, словно подыскивая замену уже и Розе.
— И в самом деле, — изрекла много повидавшая, мудрая Гортензия, — мы любим тех, в кого вкладываем душу. А этот ветреник лишь принимал любовь Лилии.