Даст Бог — отслужу! — и, низко поклонившись, Шарль вышел.
— К Анне торопится, — улыбнулась Мастерица Кларисса. Давно уже
стояла она в дверях своей комнаты, смотрела, слушала...
— Ну, Мастерица Марта, — Кларисса протянула девушке что-то
увернутое в белоснежный платок, — Возьми. Заслужила.
Марта развернула.
Сверкающие СЕРЕБРЯНЫЕ НОЖНИЦЫ. ЗОЛОТОЙ НАПЕРСТОК
1970.
15
Мастер Жан
Погода была — хуже некуда. Ветер и мокрый снег.
По грязной дороге шел человек в черном плаще с капюшоном. Он
прыгал с ухаба на ухаб, как скворец на пашне, выбирая дорогу посуше, и
даже напевал что-то веселое. Вот впереди мелькнул огонек придорожной
харчевни. Путник зашагал еще веселее.
В харчевне он развесил у огня мокрый плащ, поставил в угол свой
черный саквояж и заказал хозяину
— Яичницу с ветчиной, да побольше, и кувшин доброго вина!
Харчевня была почти пуста. Только спал в углу, уронив на тяжелые
кулаки рыжую кудлатую голову, подгулявший подмастерье, да сидела на
полу возле очага нищая девчонка.
Заспанный хозяин поставил на стол кувшин и сковородку. Путник
достал золотую расческу, неторопливо причесал седеющие волосы,
поправил усы и только после этого принялся за еду. Утолив голод, он
огляделся.
Кудлатая голова спящего подмастерья чем-то очень заинтересовала
его. Путник долго разглядывал ее и справа и слева, потом осторожно
тронул парня за плечо.
— Миль пардон, месье...
— А! Что, — испуганно встрепенулся парень.
— Тысяча извинений, месье... Ваша голова не дает мне покоя... У вас
великолепная голова, удивительная голова — и в таком возмутительном
беспорядке! Но сейчас я ее исправлю...
— Голова? Моя голова? — подмастерье никак не мог прийти в себя. —
Болит голова. Да, болит... А ты кто такой?
Путник, взмахнув шляпой, отвесил парню глубокий придворный
поклон.
— Мастер Жан, куафер из Парижа, к Вашим услугам. Позвольте сказать,
что у Вас прекрасная голова, редкостная голова, хотя и в страшном
беспорядке. Я должен ею заняться! Не возражайте, это займет всего
несколько минут, и, конечно, я не возьму с Вас ни сантима. — Говоря все
это и многое другое, мастер Жан достал из своего саквояжа белоснежную
салфетку, венецианское зеркало в серебряной рамке, и парень не успел и
ахнуть, как полетела над его рыжими патлами золотая расческа и
« Дзинь-да, Дзинь-да,» - зазвенели серебряные ножницы.
Удивленно выпучил глаза краснорожий трактирщик.
Привстала в углу, вытянув шею, нищая девчонка.
— Что он, волшебник, что ли, - прошептала она.
— Вот дьявол! — пробурчал пораженный хозяин.
У них на глазах происходило чудо. Хмельной, лохматый подмастерье в
руках мастера Жана становился прекрасным греческим богом. Менялась
не только прическа, менялось лицо. Сначала сошел тяжелый хмель. Потом
16
исчезла забота, понемногу стала уходить глубокая, затаенная тоска... Вот в
уголках глаз зажглась улыбка...
— Готово, — мастер Жан сдернул салфетку, как фокусник снимает
платок с букета живых цветов.
Парень удивленно разглядывал в зеркале свое лицо.
— Что это со мною? Вроде и не я... Мастер, ты что, и вправду,
волшебник? Думал, утоплюсь... Напился, как свинья, от отчаяния. А
сейчас, вроде родился заново... Как солнце увидел... Ведь все равно,
надежды и на грош нету, а мне радостно... Мастер, ты скажи, —
Волшебник?!
Мастер Жан улыбнулся. — Что вы, дружище, я просто куафер,
парикмахер по вашему. Я — мастер. А мастер должен уметь привести в
порядок любую голову, и не только снаружи... Но это не важно. Вы мне не
представились. Как вас зовут?
— Хельмут Шмидт.
Мастер взглянул на тяжелые руки парня.
— Вы и вправду Шмидт, кузнец?
— Ясное дело. Я могу отковать все, что вы захотите: плуг и меч,
фигурный подсвечник с морской богиней и ножницы для Вас, мастер. Но
я только подмастерье. И останусь подмастерьем до самой смерти. Не
стану мастером.
— У вас нет денег?
— Не только это. В Бюргерштадте мастером может стать только сын
мастера. А я безродный. Куда мне...
— И из-за этого вы хотели утопиться?
— Да нет, дело хуже...
— Вы влюбились?
— Да.
— И она вас не любит? Экие пустяки!
— Кабы так... Любит! Да понимаете, мастер, — Хельмут оглянулся и
перешел на шепот, — Кетхен — дочь самого Бургомистра!