Хант поднялся. Натан сунул руки в карманы брюк и отступил от двери, приглашая гостя на выход.
— Счастливого пути, — пожелал профессор.
Хант приблизился к нему, не снимая темных очков. Выдержал паузу, вытерпел укоризненный взгляд, оперся плечом на дверной косяк.
— Ты ошибаешься, — сказал он, — если думаешь, что проблема Мирей — это я. — Натан не планировал выяснять отношений. Он подавлял в себе желание дать в челюсть незнакомому человеку. Первый и единственный раз похожая идея возникла у Натана в детстве, когда неизвестный мальчишка громил его дом, построенный из песка. В глубине души профессор был доволен собой. Желание дать в челюсть кому бы-то ни было омолодило его как минимум лет на сорок. — Не надо преувеличивать моих злодеяний, — продолжил Хант. — Мирей всю жизнь от меня бегает, хочет убедиться, что Земля круглая. Нам нравится путешествовать. — Натан смолчал. — Ее проблема не я. Проблема Мирей — ее мать. Вот с кого надо спрашивать, — Хант уже сделал шаг за порог, но незаконченная мысль задержала его. — С этой ведьмы, спроси, — уточнил он, — она изуродовала жизнь девчонке, отомстила за то, что ее отец променял породистую курицу на беспородную. — Натан остался безучастен к сказанному, но Хант не торопился строиться на тропе. — Она сбежала не ко мне, — пояснил служитель муз непонятливому ученому, — она сбежала от матери, не понимая истинной мотивации поступка. Все что делает эта девочка в своей жизни, она подсознательно делает назло матери. Эта стерва лишила ребенка желания стать счастливым человеком, а я не смог помочь. Не смог изменить прожитого… исправить то, что в детском возрасте сформировало психику! Ты не знаешь настоящей Мирей, — намекнул режиссер профессору, — и никто не знает. А я знаю. Эта девочка могла бы перевернуть мир, если б мать не внушила ей мысль о том, что она ничтожество.
— Я готова, — заплаканная Мира вышла в прихожую с сумкой на плече.
— У тебя дети есть? — спросил Боровского Хант.
— Допустим…
— Учти, никто не уродует детей сильнее, чем собственные родители, потому что любовь к родителям делает их беззащитными. Запомни, незнакомец, тот, кто любит, больше всех уязвим.
— Ханни, пойдем, — настаивала Мира.
— У тебя тоже есть дочь… Ты тоже ушел из семьи…
— Ханни, — Мира взяла его под руку. — Хватит уже, нам пора… Извините нас, Натан Валерьянович.
— Береги своего ребенка, если сможешь, — приказал на прощанье Хант. — Если еще не поздно его беречь. А мне позволь заботиться об этих брошенных детях. Даниель и Мирей — все, что осталось от моей непутевой жизни…
— Ханни, ты утомил. Пожалуйста, пойдем, — умоляла Мира.
Гости ушли. Глядя им в след, Натан ощутил потребность бежать домой, обнять дочерей. Желание сказать обидное вслед пижону в темных очках. «Я могу помочь твоей девочке! — хотел сказать Натан. — Ты не можешь, а я могу. Оставь ее и убирайся с Богом!». Натан уже выстроил фразу, как вдруг засомневался, не много ли он на себя берет? И пришел к выводу, что действительно много.
Глава 6
Неровная линия горизонта напоминала Ханту детские годы. В его воспоминаниях не было Миры, не было Даниеля. Маэстро шел один. Туда, куда считал нужным, не оборачиваясь на предателей и конвоиров. Даниель не старался его догнать. Он практиковал Оскара в разговорном английском и получал удовольствие от успехов ученика. Жизненный опыт подсказывал Даниелю, что если Хант уединился с воспоминаниями, лучше держать дистанцию. Даниель чувствовал себя виноватым. Вслед за ними по тропе шел профессор Боровский.
— Нам не выдали технический паспорт на дом, — объяснял он Артуру, — именно потому, что его положение не соответствовало проекту. Надо было менять проект, а что толку его менять, если дом каждый раз ему не соответствует. Теперь, по крайней мере, ясна причина. Мы с Оскаром грешили на деформацию грунта. Никто еще не изучал геологические метаморфозы хроноактивных зон…
Артур нес сумку графини, и хроноаномалии волновали его гораздо меньше предстоящей разлуки. Он кивал профессору в ответ и строил планы на будущее. Артур планировал ни много ни мало, уехать с Мирой в Париж, наняться шофером в ее компанию и устроить аварию для всех, кто мешает графине жить. Врезаться, к примеру, в Эйфелеву башню с большого разгона. Сам Артур планировал чудом остаться в живых и лишиться памяти, чтобы не помнить вины за содеянное.