— Почему?!.. — негодовал профессор. — Разве ты не объяснил ситуацию?
— А толку-то? — на бегу оправдывался Артур. — Они сказали, что вертолеты только для торжественных стихийных бедствий… Когда иностранное телевидение снимает…
— Разве у нас не бедствие?
— Я сказал, что чувак угорел. Они сказали, что для чувака машины хватит.
— И где же машина? — возмущался Натан.
— У церкви! Они полдороги прошли и встали колом.
— Ты ничего не объяснил этим несчастным медикам!..
— Я сказал, что сгорел сарай, а они не поверили! — отбивался Артур. — Они спросили, как мы умудрились в такой-то ливень сарай спалить? Я сказал, что мы не виноваты, шаровая молния залетела. Так они вообще стали ржать…
— Ну, Артур… — сокрушался Натан. — Ну, как же так!
— Они не верят, что шаровые молнии в сарай залетают. Я им честно сказал, тут их столько, что в сортире невозможно закрыться. Пока от трех отобьешься, четвертая прицелится в лоб. Они уперлись, всучили мне носилки, дальше, говорят, топай сам, а мы здесь покурим. Так я же бежал бегом всю дорогу…
— Эх, Артур, Артур… — переживал Боровский.
Оскар услышал голос Учителя совсем близко.
— Очнулся, — сообщила графиня.
Профессор кинул носилки в траву.
— Как ты? — склонился он над немощным учеником.
Зрение ненадолго вернулось к Оскару, но дар речи пропал.
— Держись, парень! — приказал Учитель. — Держись! Все будет хорошо!
Мира незаметно ускользнула. На ее растрепанной постели валялись бумаги, записная книжка, с выпавшими из нее визитками, развороченная сумка блестела замком из-под кровати. Она достала документы, фотографию матери, фотографии самой Миры: детские, первый паспорт, друг, с которым переписывалась после гимназии. Мира нашла студенческие фото подруг и пачку пожелтевших дагерротипов, хранивших память о ее предках. Репродукция с картины, запечатлевшей генерала Виноградова в орденах, тоже была на месте. Ее оригинал, признанный культурным достоянием России, наследникам не отдали, оставили пылиться в музейных запасниках. Фотографии бывшей фамильной усадьбы Клавдия Виноградова сделала сама, когда работала в музее. Она мечтала пристроить туда же дочь в качестве живого экспоната, но Мира не любила дом предков, чувствовала себя потерянной среди высоких колон и бесконечных комнат. Она не помнила, кем приходятся ей люди на портретах… Единственный раз в жизни она упомянула свой титул в объявлении о пропаже кольца, потому что до смерти испугалась, что не найдет. Она бы не возила с собой реликвий, если бы не настояние матери. Она бы с удовольствием сменила фамилию, например, на мадам Хант, но фотографии Юргена Ханта в чемодане не нашлось, тем более не нашлось фотографий, на которых он вместе с Мирой. В записной книжке не нашлось телефонов Ханта, не нашлось ни одного телефона их общих друзей и знакомых. Мира не узнала записную книжку. Она бы заподозрила подвох, но все листы оказались на месте, даже просроченный билет на самолет был цел, и расписание движение автобусов до Варны… И масса других бесполезных бумаг, наспех сунутых в дорожную сумку, визитки идиотов, которые клеились к ней на курорте, карта Слупицы, нарисованная Артуром… все на свете, кроме самого необходимого.
Артур поднялся наверх, убедиться, что их сиятельство не рыдает.
— Ну, что? — равнодушно спросила Мира.
— Живой, — ответил Артур. — А ты?
— Ты же помнишь Ханта с Даниелем? Ты же видел их здесь!
— Ну, видел… — подтвердил Артур и вышел на улицу.
Мира швырнула фотографии на кровать и закрыла лицо руками. Слез не осталось, за прошедшую ночь они оказались выплаканы до последней капли. Снизу слышались шаги, разговоры. Кто-то хлопнул дверью, вернулся и еще раз хлопнул, но это был не Юрген Хант. Когда шаги удалились, в дом вернулась тишина, полная и окончательная.
«Думаешь, я родился для кино? — спросил ее однажды Хант. — Ничего подобного, детка. Кино — это анестезия. Обман чувств. Способ перетерпеть жизнь, которой меня наградили, помимо желания. И ты должна терпеть. А если станет невыносимо, вспомни о смерти, и полегчает…»
— Моей анестезией был ты, Юрген, — сказала Мира. — И моей жизнью был ты, и моей смертью…
Новое явление Артура заставило Миру взять себя в руки. Ей показалось, что прошло полдня, что ее искали с полицией, бегали по горам и почти что похоронили…
— Ты как? — спросил Артур. — Я возьму твои деньги, ладно?
— Возьми, — вздохнула графиня. — Тем более что это твои деньги.
— Я на всякий случай. Вдруг в больнице понадобятся…
— Можно, я не поеду с вами в больницу?