Женя остановился, когда пройденное расстояние показалось ему достаточным… более чем достаточным для того, чтобы описать круг и выйти в исходную точку. Он вспомнил про «Вавилонский провал» и оторопел.
— Эй! Есть тут кто? — спросил он, прежде чем повернуть назад. — Нет тут никого… Нет, не было и не будет…
Обратная дорога показалась еще шире, стены еще ровнее, радиус кривизны не менялся, а свет имел, по меньшей мере, странное происхождение. В обратном направлении Женя прошагал еще дальше, но коридор продолжался, словно его стены никогда не прерывались лазом на поверхность земли. — Эй! — крикнул он. — Жорж! Кто-нибудь!
Русый был уверен, что внутреннее чутье его безобразно подводит, а глазомер барахлит. Он кинулся к выходу со всех ног. Он бежал так, словно за ним гнались членистоногие монстры, он даже закричал от страха, когда понял, что бежит по замкнутому кругу. Сначала беглец намотал с десяток кругов в одном направлении, потом с десяток в другом, потом упал без сил и вспомнил напутствие Жоржа: «Если увидишь странное — закрой глаза». Русый зажмурился, встал на ноги и вовсе перестал соображать. Он пошел туда, куда повело его уставшее тело… Вперед или назад? По часовой или против часовой стрелки?.. Он шел вслепую, натыкаясь на стены и отталкиваясь от стен. Шел, потому что боялся сойти с ума, потому что мысли не допускал, что он, здоровый, вменяемый человек, повелся на газетную чертовщину и потерял ориентиры пространства. Поддался самовнушению, как последний пацан. Он пер напролом, прочь от собственного страха, пока волна горячего ветра не отбросила его назад, а закрытые глаза не ослепли от яркого света. Он упал на горячую землю и не увидел вокруг ничего, кроме огромного красного Солнца, закрывающего собой половину неба.
«Смотри, — приказал себе Русый. — Ты искал… ты хотел видеть то, что не дано видеть смертному? Открой глаза и смотри! Смотри, потому что сейчас ты умрешь…» — он уткнулся лицом в золу, но красный свет стоял перед глазами, жег изнутри, словно огненный шар проник в его тело. Женя приготовился к смерти, но прожитая жизнь в последний миг не пронеслась перед ним ускоренной кинохроникой. Только странная мысль посетила его, мысль о том, что человеческие представления о жизни и смерти есть тень мыльного пузыря на сырой штукатурке по сравнению с истинной картиной Апокалипсиса. Нечто похожее он видел на фресках испанского живописца… имени живописца Женя Русый не вспомнил. Он вспомнил, что смерть — есть нечто гораздо большее, чем информация о смерти, которую удалось добыть человеку. Вспомнил так, словно умирал не в первый и не в последний раз.
— Помогите… — прошептал он, и сводный хор всех земных соборов взял низкий аккорд под куполом горящего неба. — Помогите! — повторил он, обхватив ладонями уши, и почувствовал, что тень закрыла его от пожара, словно огромная птица повисла над умирающим телом. Русый собрал силы, чтобы подавить спазм в горле, и представиться невидимому пришельцу, но забыл свое имя. Он забыл, как очутился в этом адском котле, забыл, откуда пришел и зачем; забыл, что искал и что потерял; как жил и зачем. К ужасу своему Женя Русый забыл свой домашний адрес и имена родителей… Он заплакал, потому что почувствовал себя младенцем, готовым появиться на свет.
Второй раз Евгений Федорович Русый появился на свет в обгоревших трусах на дне канавы у высохшего русла реки. Новорожденный истошно орал, был совершенно лыс и порозовел от ожога, но никто из местных жителей не подобрал его в диком лесу. Может быть, потому что Евгений Федорович весил восемьдесят килограмм и ростом соответствовал. А может, потому что планета была пуста и принадлежала ему целиком. Надо было лишь встать и использовать шанс.
Глава 3
Когда в общежитии «Турасбеста» появился гость и спросил Евгения Русого, вахтер растерялся. В последнее время он получал различные, порой противоречивые указания, как поступать с такими гостями. Растерялся так, что понес ерунду об ограниченной посещаемости ведомственной территории и особом распоряжении руководства комбината…
— Что за хрень? — возмутился посетитель. — Мне нужен Русый. Это Заводская, дом три? Общага?
— Общежитие, — уточнил вахтер.
Приезжий полез в карман за бумажником.
— Не парься, дед. Если информация платная, так и скажи.
— У нас такие больше не работают, — сказал вахтер, рассматривая купюры в чужом бумажнике. — Они в городскую газету уволились, квартиру в центре снимают.
— Дед, — обратился приезжий к вахтеру, — я не понял… Ты хочешь мне помочь или хочешь остаться без премии? — купюра легла на журнал посещений.