— Учитель хотел сказать, — пояснил Оскар, — что мы нашли дехрональное поле. Что дольмен генерирует активность, похожую на ту, что излучает мозг.
— Чем измеряли? — спросил Русый.
— Чем только не измеряли, — ответил Оскар.
— Когда работал энцефалограф, измеряли им, — ответил профессор. — Когда прибор сломался, Оскар сконструировал похожее устройство. Я могу воспроизвести примерный график активности, — он набросал на доске пунктирную синусоиду, похожую на энцефалограмму головного мозга. — Вы биолог?
— Да, — подтвердил Русый, — увлекался биологией.
— Имеете образование?
— Если дольмены излучают такой биоток, мое образование, также как ваше, не имеет смысла. Проще не иметь образования, когда видишь такое.
— Одно дело копить в себе информацию, — заметил профессор. — Другое дело развивать мыслительную способность. Постарайтесь понять разницу. Мы с вами будем иметь дело с мыслящей материей, а не с ее архивным субстратом. Стены Слупицкого храма сложены из камней, — сообщил Натан, — и сила его «биотоков», если их так можно назвать, находится в прямой зависимости от разных составляющих: от лунных фазы до человеческой деятельности вблизи объекта. Но мы наблюдали также обратную зависимость: активность поля влияет на человека и на погоду. Вы помните, что в гиперактивные фазы, которые нередко провоцировали мы сами, в долине случались грозы, не характерные и непрогнозируемые для региона.
— Натан Валерьянович, вы говорите о хрональном поле? — спросила графиня.
— Я говорю о живой природе, — повторил Натан. — О мыслящей природе мироздания, которую никто не изучал. Я говорю вам о том, о чем не скажет Привратник. Я утверждаю, господа, что наше с вами видимое и ощутимое мироздание имеет гораздо более сложную природу, чем представлялось до сей поры, потому что мы не учли в ней главного компонента: наличия мыслящего субстрата во всем сущем. Мыслительную способность мы считали прерогативой исключительно собственного мозга и просчитались… и поплатились тем, что точка отсчета в человеческом естествознании была поставлена не там, где следовало. В итоге наши фундаментальные науки превратились в красивые упражнения для интеллекта, не более того.
— Вы говорите об информационном поле? — догадалась графиня.
— Нет, Мира. У дехронального излучения функции гораздо шире, чем у самого универсального информационного носителя.
— Я же говорил, — напомнил графине Артур. — Не только ваше сиятельство напоролось. Это суперхрень космического масштаба.
— Артур, — заметил профессор. — Под информационным полем мы подразумеваем накопитель информации, который примитивен уже потому, что рассматривается, как объект. Мы же имеем дело с физическим явлением, с саморегулирующимся процессом, который вероятно контролирует всю нашу жизнь. Ты понимаешь, о чем идет речь?
— Не обращайте на меня внимания, — махнул рукой Артур.
— Что ты не понял?
— Я ни хрена не понял. Что ли атомы и молекулы уже отменяются? Мы состоим из каких-то других… этих самых?..
— Мы состоим из гораздо более сложных структур, чем это представлено в классической модели атома. Атом, Артур, — не более чем конструктор. Форма, которая может меняться. Мы рассчитали и постулировали орбиты электронов, как постоянные величины. Мы представить себе не могли, что эта величина для нашей с вами реальной материи так же индивидуальна, как отпечатки пальцев. Если найти универсальную формулу, схему, код… назовите, как угодно, мы сможем правильно идентифицировать себя в природе. Понять, кто мы такие и для чего живем.
— Код почти был у меня в руках, — с укоризной заметил Оскар.
— Атомарная теория, Артур, это конструктор с большими возможностями, — продолжил Боровский. — Но квантовая теория — принципиально новая возможность конструкторского решения. И каждый раз, чем меньшую величину мы берем за основу, тем более точный результат получаем. Представь себе, — профессор подошел с куском мела к бестолковому ученику, — сколько фигур можно собрать из конструктора лего?