Утром Артура Деева пригласили на перевязку. Медперсонал караулом стоял у стены, пока больной волочил ушибленную ногу по коридору. Никто не предложил помощь, только старшая медсестра была добра и разрешила бедняге посидеть рядом. Человек провел день и ночь в одиночной палате наедине с ужасными мыслями, но медсестра не стала его утешать. «С костылем по городу в бинтах и пижаме… — размышлял Артур. — Или в дурдом? Или в тюрягу?… Что там, что здесь, пижамы одинаково полосатые».
— Не холодно? — спросила сестра и почему-то захохотала. — Не мерзнешь под тройным одеялом? — В перевязочной было душно, зато преобладало женское общество. — Ладно… — спохватилась сестра. — Посидел и иди к себе! Видишь, девицы зайти боятся? А у них работы по горло.
Деев убрался на лестницу. Подошел к окну. У пищеблока разгружалась машина. Задний двор запирался воротами без охраны, под которые можно было легко подлезть и подсунуть забинтованную конечность.
— Как самочувствие, Артур?
Деев вздрогнул, услышав за спиною знакомый голос. Зубов вышел из темноты, словно не покидал больницы, словно точно знал, когда и в каком месте будет совершен побег.
— Вот что, — заявил Артур, — как вас там… я без протокола ничего не скажу, и на протокол скажу то же самое: ничего не знаю. Вышел из автобуса, очнулся в больнице.
— Закуришь? — Зубов развернул сигаретную пачку.
— Чего?
— Кури, Артур.
— Я?
— Угощайтесь, господин Деев. — Деев вынул сигарету и жадно всосал огонек зажигалки. — Я ехал за вами на машине и видел все, что произошло.
— Зачем же спрашивать, если видели?
— Не уверен, что вы вышли на своей остановке. Я бы назвал ваш трюк экстренной эвакуацией, катапультированием в неизвестность.
— В сторону его повело на мосту, вот и все. Я знаю мост. Там метров пять высоты.
— Почему его повело в сторону?
— Не знаю.
— Меня интересует ваше мнение, Артур. Вы находились ближе всех к эпицентру события.
Деев пожал плечами.
— Может, колесо лопнуло, может, подвеска…
— Почему вы боитесь сказать правду?
— Я все сказал!..
— Не все. Если быть точным, вы ничего не сказали.
— Допрашиваете? — заметил Артур. — Если вы полицейский, то я по вашей части еще не прокололся. Если делаете из меня дурака, предупреждаю, у меня в роду все умные!
— Ваше здоровье вне подозрений, — ответил дознаватель, — и отношения с законом…
— Классные отношения… И с законом, и с головой… Я хоть и ушибся об асфальт, но пока что в своем уме и права знаю.
— Ушиблись? — удивился Зубов. — Друг мой, прежде чем ушибиться об асфальт, вы влетели в мою машину через лобовое стекло, а вылетели через заднее, опрокинув крышу. Хорошо, что я вовремя покинул салон. Только потом вы кувыркались по асфальту, пока я не остановил вас.
— А тачка… не была застрахована? — догадался Артур.
— Это мои проблемы. Ваши — гораздо серьезнее.
— Значит, не была… значит, мне и за тачку платить!
— Если я узнаю, что напугало в автобусе психически здорового и чистого перед законом человека, мы закроем тему. Артур, вы шофер. Если вы видели, что с машиной что-то не так, вам стоило подойти к кабине.
— Я ж грузовик водил…
— Разве у автобуса другой руль? Вы пережили сильнейший стресс. Помогите мне понять ситуацию, и мы расстанемся друзьями. — Зубов держал паузу. Взгляд Артура бегал по больничному двору, пальцы нервно тискали сигарету. — Что случилось? — настаивал посетитель.