Ту же пронзительную историю Натан Валерьянович выслушал от няньки, которая, вернувшись из магазина, не нашла ребенка в квартире. Когда Женя вывел профессора на воздух, волосы на его голове стояли дыбом.
— Как можно! — возмущался он. — Как такое можно себе представить, чтобы ребенок, которому четырех лет не исполнилось, вышел на улицу один и не привлек к себе внимание взрослого человека. Бабушки эти меня удивляют.
— Человек без судьбы, — напомнил Оскар, — чего мы хотели? Эти люди умеют быть незамеченными.
— Ребенка надо найти, — постановил Натан, словно кто-нибудь сомневался. — Надо найти как можно скорее. Пожалуйста, Женя, позвони в полицию. Разберись, где у них местное отделение, и подъедь. Там должна быть детская комната. Не может быть, чтоб никто из взрослых не заметил ребенка. Предупреди, что мальчик пропал, дай приметы, оставь телефоны. Рано или поздно, его приведут туда за руку. А я, — вздохнул Натан, — пойду по дворам, разговаривать с бабками. Левушка — общительный мальчик.
— Может быть, попросить Эрнеста, чтобы подъехал в больницу к матери? — предложил доктор, но Натан Валерьянович только махнул рукой. — Думаете, не поедет? Он никак не хочет помочь найти брата?
— Не в нем дело, Женя, — грустно вздохнул Натан. — Дело совсем в другом. Эрнест слушает только Оскара. Мы для него ни в чем не авторитет. А Оскар решил, что ему лучше ехать на тренировку.
— В такой момент? Не могу поверить, что Оскар…
— Он уверен, что все обойдется.
— И продолжает сидеть в подвале?
— Пусть сидит, — ответил Натан и дал понять, что безобразное поведение детей не предмет обсуждения. — Мне спокойнее, когда он сидит. Если б Оскар не был уверен, что все закончится хорошо, он бы вел себя по-другому.
Грустный профессор побрел по дворам, но не нашел там ни бабок, ни скамеек, на которых они когда-то сидели. Подъезды были пусты. Окна раскрыты, невзирая на прохладный сезон. Во дворах сплошным ковром лежали опавшие листья, и никто не выметал их оттуда, потому что листья никому не мешали. Пара автомобилей брошенных на стоянке, прижались друг к дружке от страха, что хозяева не вернутся. Пустые мусорные контейнеры заросли паутиной. Натан звонил наугад в квартиры, но открывали профессору неохотно. Юноша с курительной трубкой в зубах сообщил, что больше недели не выходит из дома. Даже если бы по двору гулял потерявшийся динозавр, парень вряд ли заметил бы, потому что к окнам подходит реже, чем к двери. Испуганная пожилая пара собирала чемоданы, чтобы бежать из города, и удивилась вопросу. «Неужели пропал ребенок? Привязывать надо таких детей, — советовала Натану пара. — А вы не знаете, — спросили они, — тем, кто сам эвакуируется из Москвы, разрешат оставить себе компьютеры? Говорят, что компьютеры будут теперь изымать…»
В магазине Натану Валерьяновичу уже не раз посочувствовали. К вечеру весь район знал о горе, постигшем семейство Боровских, и кто как мог утешал растяпу-отца, но никто не вызывался помочь. Только крепче запирали двери. Когда стемнело, Натану Валерьяновичу стало жутко. Молочный магазин, в котором нянька прошляпила его сына, закрылся раньше других, потому что распродал товар и не хотел выслушивать претензий покупателей, которым не досталось сметаны. Вывески погасли, потому что нечем было завлекать народ. Улица стала серой и темной. Только колонна эвакуаторов стояла вдоль тротуара с включенными фарами. Натан Валерьянович закурил и почувствовал себя опущенным на дно колодца. Откуда-то сверху доносилась музыка. Где-то загорелся свет в окне. В этом дворе он еще никого не опрашивал, и свет в окне стал для него последней надеждой, но дверь подъезда была заперта на замок, заколочена гвоздями и опечатана домоуправлением. «Уважаемые жители! Вы выиграли приз — экскурсию в Шамбалу, — гласило объявление, приклеенное поверх домофона. — Просьба собраться у подъезда за час до отхода автобуса». Цепенящий ужас охватил профессора, когда в его нагрудном кармане затрещал телефон. Ему показалось, что это несчастное сердце просится из груди, спасаясь бегством от экскурсии в Шамбалу.