— Твои однокурсники защищают докторские диссертации, — сказал он. — И ты бы мог вернуться на кафедру, если б не нахимичил… Хорошо, что у Юли другая фамилия, а то бы и ей за тебя досталось.
— Больше не буду, Учитель. И эту историю пора бы забыть.
— Как же забыть, если мне проходу не дают с расспросами о тебе, и преподаватели, и студенты? Гудят и гудят за спиной. Все мечтают сдать тебя Интерполу. Оскар, как тебе удалось настроить против себя факультет?
— Надо было пить с ними водку вместо того, чтобы учиться? Сейчас бы все уважали.
— Не надо было заноситься перед товарищами. То, что тебе дано больше, чем им, не повод для пренебрежительного отношения. Науке нужны не только гении. Рабочие лошадки заслуживают уважения не меньше. Думал ли я дожить до такого срама: прятать тебя и делать вид, что не знаю…
— Оставьте его в покое, Натан Валерьянович, — попросила Юля. — Давайте поедем, пока не закрыли шоссе.
— Куда ты ездил вчера? С какими людьми встречался? Тебе предложили работу?
— Да.
— Опять отказался?
— Опять.
— Что на этот раз не устроило?
— Зарплата маленькая, — ответил ученик.
— А у кого она теперь большая? Оскар, кончится тем, что ты снова продашь ювелирам золотой канделябр, только на этот раз тебя арестуют.
— Не арестуют, Натан Валерьянович, — возразила Юля. — Полиция не будет с ним связываться.
— Разве мы не достаточно ославились на весь мир?
— Даже больше, чем надо, — согласилась с профессором девушка.
— А по Греалю не горюй. Все к лучшему. Пёс с ним, с Греалем. Жили без него и еще проживем.
Последним был выставлен из дома Эрнест. Оскар поднял крошку с постели и велел убираться. Его сиятельство наспех покидал вещи в сумку.
— Я знаю, что ты задумал! — сказал он.
— Если проканителишься до обеда, задуманное к черту сорвется.
— Меня уже нет! — воскликнул Эрнест. — А можно флакер возьму?
— Бери хоть ступу с помелом, только проваливай.
— А можно, побреюсь?
Оскар кинул бритву в сумку Эрнеста.
— На кортах побреешься. Там же умоешься и посидишь на горшке.
Крошка-граф высунулся на улицу, но тут же вернулся.
— Будь осторожен, — предупредил он. — В канаве сидят фотокоры. На меня — ноль внимания, значит, по твою душу.
«Очень хорошо… — подумал Оскар, выпроваживая крошку за дверь, — просто великолепно, что в канаве сидят фотокоры. Лучшего и пожелать невозможно».
Дверь лаборатории Оскар оставил открытой и убедился, что в доме нет никого. На всякий случай он прошелся по комнатам и остановился у белой иконы, висящей у кровати Эрнеста. Блеклые, едва уловимые черты проступали сквозь влажный слой краски. Тяжелая капля покатилась вниз и повисла над лужей, в которой плавала мокрая тряпка.
— Только посмотри на него… — сказал Оскар, указывая на бледный лик. — Не то больной, не то дурной, не то неврастеник. Розалия бы сказала, что его надо показать врачу. Мирка, тебе никогда не приходило в голову, что он болен? Мы имеем дело с больным существом, хоть он и Ангел. Наверно, у них тоже бывают болячки.
Он вышел во двор, чтобы открыть ворота, и заметил в канаве человека с фотоаппаратом. Несколько щелчков, похожих на автоматную очередь, дали ему понять, что Эрнест прав, человек действительно охотится на алхимика.
— Иди сюда, — сказал Оскар и нажал на кнопку прибора, спрятанного в кармане. — Дай мне свой аппарат.
Маленький, толстенький мужичок, который тщательно маскировался в укрытии, выпрыгнул и помчался к нему, протягивая впереди себя фотокамеру. Оскар просмотрел отснятое за сегодняшнее неспокойное утро. Человек сидел долго. В архиве имелись десятки снимков выезжающих из двора машин, выходящих людей. Бреющий полет «усатого флакера» произвел на фотографа особое впечатление. Дом был запечатлен с разных точек. Человек даже забегал на частную территорию, чтобы поближе подобраться к окнам. Проделанная работа Оскара впечатлила, особенно ему понравился черный драндулет, который то и дело лез в кадр. Машина с темными стеклами и антенной на крыше стояла в укромном месте, прижавшись к забору. Ее не увидел даже фотограф, потому что не сделал ни одного отдельного кадра. Машина лезла в чужие сюжеты то здесь, то там, совершенно случайно и не всегда целиком. Не заметил бы ее даже Оскар. Внутри салона не было видно ничего. Над антенной нимбом светилось зеленоватое облачко. Оскар удалил снимки и вернул владельцу камеру.