— Очень вовремя ты подъехал, — сказала Юля. — Вообще-то, мы уже домой собираемся. Только Эрнеста дождаться не можем. Он ушел в раздевалку. Может быть, вообще откажется продолжать.
— В чем дело?
— Не знаю! — девушка развернула на коленях ноутбук. — Мы проверили все, что смогли. Никаких Гидов, никаких ассистентов, но… если продолжится игра, посмотришь: Эрни, как будто, не видит корт.
— Трансляторы искали?
— Мы с Алисой все трибуны облазали.
— Какая-нибудь сволочь принесла «цилиндр» в сумке. И не факт, что «пернатая».
— Оскар, ты видишь сам, никаких направленных импульсов, — Юля подвинула монитор ближе к товарищу, чтобы тот проверил показания сканера. — Когда работает батарея, на экране все ходуном ходит. Смотри… ровный фон. То есть, в пределах нормы. Помехи идут только от кричалок и дудочек.
— Подожди, — Оскар поставил компьютер на колени и еще раз посмотрел на экран, где Юля подробно, шаг за шагом, фиксировала промахи Эрни.
Зал взорвался аплодисментами за секунду до того, как взмокший граф вышел из раздевалки в сопровождении судьи и занял место на скамье рядом с тренером. «Рос-си-я! Рос-си-я!» скандировал зал, призывая закончить игру и открыть пиво. У Оскара уши заложило от дудок. Голова закружилась, данные на мониторе слиплись в кашу.
— Смотри, что он делает!.. — сказала Юля.
Оскар сосредоточился. Граф же, напротив, расслабился, вразвалочку начал сет и первый гейм на своей подаче продул вчистую.
— Обрати внимание, как он подходит к мячу, как будто не видит. Как будто у него двоится в глазах. Ты мог бы с ним как-то поговорить? Спросить, что не так?
Оскар обратил внимание… Он обратил невероятно пристальное внимание не только на манеру игры Эрнеста, но и на геометрию корта, который отображался на мониторе.
— Ну-ка… смотри сюда.
— Чего? — не поняла девушка, рассматривая картинку.
— Смотри внимательно.
— Ну, корт.
— Видишь, линии перестают быть параллельными. Не на схему смотри, а в таблицу. Ты когда-нибудь видела, чтобы расстояние между линиями на корте менялось во время розыгрыша?
— Бред! — согласилась Юля.
— Не на корт смотри, а в таблицу, — Оскар указал на график замеров траекторий и скоростей, на котором действительно плясали константные величины. — Поняла, в чем дело? Ничего просто так в этом мире не происходит. Он для этого слишком просто устроен.
— Боже мой, Оскар! — воскликнула Юля так громко, что Алиса, сидящая впереди, обернулась.
— Что? — испугалась она.
— Надо прикинуть, как выглядит искажатель.
— Но почему только Эрнест? Они же меняются сторонами, должны оба мазать.
— Потому, что хороший прибор, — Оскар встал, перелез через Розалию Львовну с Левушкой на коленках, растолкал народ, сидящий в проходе, и стал пробираться к корту. Юля кинулась за ним, но Розалия успела ее поймать. Счет в третьем сете стал угрожающим, игроки расселись по скамейкам. С некоторым усилием Оскар протолкался к рекламным щитам, спотыкаясь о ноги фотокорреспондентов, и неожиданно поймал взгляд Эрнеста.
«Ты? — спросил этот взгляд. — Ты ли это, Оскар, друг мой?»
«Не дрейфь, малыш! — ответил ему взгляд Оскара. — Я понял, что происходит. Сейчас все поправим».
Эрнест не мог оторвать глаз от заступника. За его передвижениями наблюдали все, даже трансляционная камера уделила внимание странному человеку. Не заметил его лишь зритель с гаджетом, стоящий у выхода. Увлекся и не увидел, кто к нему приближается. Перерыв закончился. Болельщики умолкли. На трибунах приглушили свет, и картинка на экране устройства стала ярче. Человек играл в теннис сам с собой. Желтый мячик летал по экрану. Даже дружеское похлопывание по плечу не заставило человека отвлечься.
— Вот он, голубчик! — обрадовался Оскар. — А я-то мучаюсь с утра дрянными предчувствиями. Я-то думаю, гадаю, что за нечисть к нам принесет. Узнаешь меня, Сава?
— Не… — ответил человек по-мальчишески дерзко, бросив мимолетный взгляд на незваного собеседника.
Оскар выхватил гаджет у него из рук.
— Придется узнать.
Некрасов поглядел на обидчика глазами униженного подростка, готового драться за справедливость. Жидкая растительность на макушке от возмущения натопорщилась, но вскоре примялась. Прошла минута, и дерзкий взгляд стал тревожным, веко задергалось, коленки подкосились, только бежать было некуда. Народ стоял вокруг плотной стеной.