Оскар понял, что совершил ошибку. Перезагрузить аппарат было нечем, и следующие пять минут он потратил на подавление приступа ярости. Нужно было смириться с тем, что эксперимент загублен, и с тем, что его едва ли удастся повторить. Что-то подсказывало молодому человеку, что с завтрашнего дня двери метрополитена надежно закроют.
— Пусик! — Оскар стукнул кулаком в дверь кабины. — Стоп! Я приехал.
Он выплеснул на пол испорченный архив, кинул в сумку приборы и встал у двери. Станция должна была появиться. Состав уже тормозил, свет уже мерещился впереди, но проходила минута, другая, третья. Пока Оскар рассматривал свое отражение в темном стекле, пролетело еще минут десять. Он понял, что испорченным архивом дело не ограничилось. Что он, безобразно расслабившись, заглючил «сюжет» на самом интересном месте. Своими руками, без видимой необходимости. Даже выгнал из вагона попутчиков, у которых можно было одолжить стакан минералки.
— Дурак!.. — выругался он.
Очки-монитор лежали в сумке, а перед глазами продолжала стоять делегация русской команды. Хмурые, сердитые мужики с кольем и дубьем на фоне стелы героям, что развернули войско Наполеона. Оскар достал телефон и убедился, что связь потеряна. «Однако, дехрон», — подумал исследователь, но от этого открытия легче не стало. Сердитые люди продолжали давить французам на психику. Оскар видел, как толпа обступила посольство, как поднялись над головами оскорбительные плакаты. «Однако надо что-то делать, пока не сдурнело. Мирка… — подумал физик, — ты вовремя смылась. И, как всегда, оказалась права: Греаль я делал не для тебя. Я его делал только для того, чтоб иногда о тебе не думать. Иначе бы спятил».
— Пусик!!! — Оскар снова постучал кулаком в дверь кабины. — Если хочешь еще раз увидеть мусика… слушай внимательно, что надо делать.
Дверь приоткрылась. Испуганные глаза машиниста блеснули в полумраке кабины.
— Мы заблудились, — растерянно произнес он.
— Спокойно! Я знаю дорогу!
— Но… — развел руками испуганный человек.
— Фотография жены при себе? Детей, родителей… всех, ради кого ты лезешь под землю и шастаешь по этим проклятым норам, ну?.. — Машинист неуверенной рукой извлек портмоне из кармана. — Достань и смотри им в глаза. Говори с ними, не отвлекайся, не отворачивайся ни на секунду.
— Но… — человек указал на погасшую панель управления.
— Плюнь на это! Плюнь! — У машиниста задергалось веко. — Слушай меня внимательно, парень! Слушай и запоминай, потому что от этого зависит твое возвращение. Возьми это в руки, — Оскар помог бедняге извлечь семейную фотографию. — Смотри на них! Держи эту связь, ни о чем постороннем не думай, ничего не бойся. Смотри на них даже тогда, когда белая вспышка тебя ослепит. Смотри до тех пор, пока не появится знакомая станция.
Оскар закрыл дверь в кабину и сел, потому что стоять в вагоне, летящем по слепому кольцу, не было ни малейшего смысла. Он почувствовал дехрон как никогда сильно и расстегнул воротник, чтобы легче было дышать. Влияние «реального мира» вдруг понравилось ему, несмотря на страшную головную боль. Понравилось, как избавление от иллюзий, которые перестали доставлять удовольствие и стали причинять только муки. Вдруг пришла мысль, что «автор» нарочно заманил его в подземелье, где каждая ошибка может стать роковой. В запертом доме можно выломать дверь, можно прыгнуть за борт парохода. В конце концов, можно кинуться в пропасть и убедиться, что Хранитель не дремлет. Но как найти выход из поезда, летящего по кольцу, Оскар не знал.
— Ну… — сказал он, — Хранитель мой неизвестный… Если программа написана правильно, значит сама сработает. Если неправильно — я уже ничем не смогу помочь.
Белый огонь полыхнул и погас. Оскар не смог определить, сколько времени пролетело, он не сразу понял, что поезд стоит. Только тьма за окнами почему-то развеялась, как галлюцинация, увязавшаяся за ним с прошлой жизни. Полусумрак, расчерченный вертикальными полосами, похожими на колоннаду подземных станций. Строгий голос объявил остановку. Двери хлопнули, состав тронулся, Оскар зажмурился и открыл глаза еще раз. Мимо проплывал холл, который невозможно было рассмотреть сквозь пелену. Ни одной четкой линии, ни одной читаемой буквы. Оскар проводил взглядом уходящие интерьеры. Вагон вошел в тоннель. Перчатка на полу напомнила о бежавших в панике пассажирах. Молодой человек встал и пол закачался под ногами. Кинул на плечо сумку и едва не потерял равновесие. Воспоминания о недавних событиях возвращались медленно. Мгновение, прожитое после вспышки, превратилось в минуту. Оскар ничего не помнил о прошлой жизни. Ничего такого, что помогло бы ему устоять на ногах, не держась за поручень. Вагон трясло, память носило мимо парадного подъезда посольства. Толпы болельщиков, облепившие здание, скандировали проклятья, угрожали расправой, если позорный турнир не будет заново сыгран. Душа Оскара подлетала к темным окнам посольства и искала в них свое отражение.