Сестрица набрала колосьев и отнесла в ступу; потом еще, еще... пришлось довольно долго бегать взад-вперед. Наконец она сказала:
- Дочка, иди молотить, колосья уже в ступе.
- Ох, отвяжись, сделай это сама, а я провею. Пришлось Сестрице толочь рис. Это было нелегко - изо всей силы опускать тяжелый пест на колосья и выбивать из них зерна. Ее ручки очень устали, и она едва проговорила:
- Дочка, иди веять, рис обмолочен.
- Вот прицепилась, не можешь сама провеять? А я тогда потолку их второй раз.
Сестрица взяла большую плоскую корзину, в которой женщины веют, положила туда немного обмолоченного риса вместе с половой и стала легонько подбрасывать. Ветер сдувал полову, и она оседала по краям, а рис собирался в середке.
Наконец рис был весь очищен, а руки Сестрицы будто налились свинцом от усталости. И тогда позвала она умоляющим голосом:
- Дочка, давай теперь потолки рис второй раз в ступе, отбей шелуху!
- А сама не можешь, липучка? Я его потом просею и ссыплю в корзину.
Пришлось Сестрице и отбивать шелуху, и отсеивать отруби. Чистые, гладкие зерна риса она ссыпала в корзину. Слава богу, дело было сделано. Но вся она была в шелухе и мякине. Взяла Сестрица полотенце и кувшин и пошла к ручью искупаться и принести свежей воды.
Как только она ушла, Дочка вывалялась в полове и мякине и выглядела так, словно целый день работала. Когда мать пришла, она спросила Дочку:
- Ну как, натолчен рис? А Сестрица помогала тебе?
- Да, матушка, рис натолчен, посмотри сама. Но Сестрица мне совсем не помогала, я все сделала сама. Она только прихорашивается и бегает купаться.
В этот миг Сестрица вернулась с ручья, свежая после купания. Ее мокрые волосы были связаны узлом.
- Я очень сердита на тебя, Сестрица, - сказала мать. - Смотри, как выглядит Дочка, на которую ты оставила всю работу!
Только хотела Сестрица сказать, как было на самом деле, но мать, ничего не слушая, побила ее и отослала к ручью мыть пальмовые листья, с которых они ели (См. примеч. 4 к № 8). Это была нелепая затея - мыть пальмовые листья. Их выбрасывают и срывают новые. Но мать хотела наказать Сестрицу.
Заплакала Сестрица и пошла к ручью отмывать листья. Но руки ее устали, и листья один за другим выскользнули и уплыли по течению. Пришлось вернуться ни с чем и сказать матери:
- Матушка, листья выпали у меня из рук.
Тогда иди вдоль ручья и ищи, куда их унесло. И пока не найдешь, не возвращайся! - в сердцах ответила мать.
Заплакала Сестрица еще пуще и побежала к ручью искать листья. В ручье она увидела маленького рачка и спросила:
- Рачок, может быть, ты видел три листа - тарелки моей матушки? Ручей унес их, и я не смею вернуться, пока не найду.
- Нет, я не видел, пойди-ка спроси у моего брата рака! Сестрица пошла вдоль ручья, пока не увидела рака.
- Рак, может быть, ты видел три листа-тарелки моей матушки? Ручей унес их, и я не смею вернуться, пока не найду!
- Нет, я не видел, пойди-ка спроси краба, который живет пониже!
Пошла Сестрица дальше, пока не увидела краба.
- Краб, может быть, ты видел три листа-тарелки моей матушки? Ручей унес их, и я не смею вернуться, пока не найду!
- Нет, я не видел, но, может быть, их видела речная рыба, которая живет ниже!
Но речная рыба тоже ничего не видела и послала Сестрицу к морской рыбе, совсем далеко, туда, где ручей впадает в море.
Морская рыба сказала:
- Мне очень жаль, милая детка, но я не видела твоих тарелок. Чуть подальше живет великанша, спроси ее. Если она не знает, то никто не знает, потому что великанша - великая колдунья.
Морская рыба так дружелюбно, участливо говорила с Сестрицей, что та послушалась и пошла дальше. На берегу моря действительно стояла хижина. Остановилась Сестрица у дверей и позвала:
- Бабушка, бабушка великанша! - Так ее учили: всем старым женщинам надо говорить «бабушка».
Колдунья проворчала:
- Кто там?
- Это я, Сестрица. Морская рыба сказала, что вы, может быть, знаете, куда унесло листья-тарелки моей матушки.
- Заходи, детка, заходи!
Девочка вошла в хижину и увидела огромную страшную старуху с торчащими клыками и косами, похожими на змей. Старуха сказала громовым голосом:
- Я тебе помогу, но сперва ты мне постряпай, детка!
- Хорошо, бабушка-великанша, - пролепетала Сестрица. - Где печной горшок?
- Там, в кухне, под лавкой.
Пошла сестрица в кухонный домик, заглянула под лавку и вскрикнула:
- Ой, страсть какая! Человеческий череп. Ведьма не расслышала и переспросила:
- Что ты там говоришь о моем горшке?
- Ничего, ничего, очень хороший горшок, - ответила, дрожа, Сестрица. - А где мне взять воды, бабушка?
- Там, в корчаге.
Сестрица открыла корчагу и вскрикнула:
- Ой, человеческая кровь!
- Что ты там сказала про мою воду?
- Прекрасная, чистая ключевая вода, бабушка, - дрожа, ответила девочка.
Потом набралась она храбрости и спросила:
- А где дрова, бабушка?
- За кухонным домиком.
Сестрица пошла за кухонный домик и опять не могла не вскрикнуть:
- Ой, человеческие кости!
- Что ты там говоришь о моих дровах, детка?
- Ах нет, ничего, бабушка, они уже высохли. А где мне найти рис?
Там, в горшочке. Открыв горшочек, Сестрица вскрикнула от ужаса:
- Это не рис, это черви!
- Что ты там про мой рис?
- Ничего, бабушка, великолепный, чистый, белый рис! - И Сестрица сварила ведьме ее ужасный обед.
Старуха угостила и ее, но Сестрица потихоньку вылила эту пакость под лавку.
Поела ведьма и сказала:
- Садись теперь поудобнее возле меня на лавку, Сестрица, и поищи вшей; очень зудит у меня голова.
Сестрица не решилась отказаться, но, увидев вошь великанши величиной в кулак, снова вскрикнула.
- Что ты кричишь, детка?
- Ах, ничего, пустяки, бабушка.
Когда Сестрица выполнила все просьбы ведьмы, старуха сказала:
- Ну вот, детка, теперь я награжу тебя. Но я бедная женщина, в моем огороде растут только тыквы. Ты должна сорвать ту тыкву, которая растет в восточном углу, там, откуда солнце восходит. Смотри, не сорви ту, которая растет в западном углу, куда солнце заходит! (Восточное и северное направления ассоциируются на Южном Бали с благими силами, недаром домашнее святилище располагается здесь в северо-восточном углу усадьбы. Противопоставление благодатных севера и востока зловредным западу и югу проводится в ряде сказок этого сборника)
Сестрица сделала все, как ей было велено, и сорвала восточную тыкву. Потом она поблагодарила великаншу и пошла домой.
Была уже ночь, когда она подошла к дому. Все спали. Сестрица постучала в дверь и попросила:
- Пожалуйста, откройте!
- Кто там стучит? - спросила мать.
- Это я, Сестрица.
- Принесла с собой тарелки?
- Я принесла тыкву.
- Тогда я не открою тебе, а скорее переломаю тебе все кости цевкой! (В индонезийских ткацких станках цевка достигает порой значительных размеров)
Сестрица позвала:
- Отец, отец, пожалуйста, открой!
Нет уж, скорее отколочу тебя поленом. Снова позвала Сестрица:
- Дочка, Дочка, пожалуйста, открой!
- Скорее получишь от меня правилом по лбу! Сестрица поняла, что никто ей не откроет, и побрела к своей бабушке; та жила неподалеку.
- Бабушка, Бабушка, пожалуйста, открой мне!
- Кто тут? - спросила бабушка.
- Это я, Сестрица!
- Подожди чуточку, я зажгу свет.
Старушка подула на тлеющие угли, пока они не разгорелись, и зажгла масляный светильник. Потом она подошла к двери и отворила.
- Деточка, что с тобой? Почему ты пришла ко мне ночью?
- Я пришла к тебе переночевать, бабушка, они не пускают меня домой! - И Сестрица рассказала все, что случилось с ней за день.
Какая прекрасная тыква, - сказала бабушка. - Наверное, особенная, не зря она росла в огороде колдуньи. Давай-ка разрежем ее.
Она взяла тыкву и разрезала ее. И при свете лампы засияли сокровища: диадемы для волос, запястья, кулоны, кольца, все из чистого золота, усыпанные драгоценными камнями. Целое богатство!