В ее голосе не было злобы, она, как мать, отчитывала нерадивого сына, все равно через любовь. Выговорившись наконец, няня Мэлли выбрала из горы осколков две целые чашки и заварила чай для себя и для меня. В комнате запахло мальвой. Эта травка обладала сильным успокаивающим действием. Ее часто пили впечатлительные девицы в институте. А я ее терпеть не могла, поэтому вежливо крутила чашку в руках и налегала больше на печеньки, которые вообще непонятно откуда взялись – из ее фартука, что ли?
Няня стала совсем спокойной, но, к счастью, не апатичной. Если перебрать с мальвой, то можно и вообще на два часа все эмоции потерять. Но у Мэлли, похоже, был к ней устойчивость. Она выпила одну чашку полностью и еще долила кипятка в старую заварку.
– Откуда ты у нас взялась, девочка? – перешла она к расспросам, и я не успела первая задать свои, хотя у меня их скопилось много: правда ли, что Мэлли растила Альберта, был ли он на самом деле предателем и если – да, то что же такое натворил; говорила ли Мэлли про герцога Страха, или где-то поблизости обитал еще один Рональд, которого кот умудрился расстроить до меланхолии, и почему она намекает, что от добрейшего короля Альвадо никакой пользы.
Вместо этого мне пришлось рассказать Мэлли, кто я и откуда, чем занимались мои родители, сколько мне лет, как я сюда попала и так далее, и так далее. Вопросы сыпались один за другим, я старалась честно на них отвечать, умолчав только о том, по какой причине герцог привез меня сюда. Няня сразу уловила, что я недоговариваю, но допытываться не стала.
Альберт слушал молча. Он лежал, как и раньше, на верхней полке, поедая все, что уцелело и казалось ему съедобным. К концу нашего разговора он почувствовал себя в полной безопасности. Когда все, до чего он дотягивался, было съедено, кот спрыгнул вниз, громко шлепнувшись об пол. Осколки посуды на полу и столе вздрогнули. Альберт совершенно по-кошачьи потерся о ноги няни Мэлли.
– Я не предатель, – в который раз повторил он.
Тогда няня опустила руку и погладила его по голове.
– Наверное, да. Иначе ты бы сюда не вернулся.
Няне очень хотелось верить в невиновность своего воспитанника. Мне тоже.
Вопросы и ответы
Когда мы с Альбертом вернулись к себе, я не выдержала, и спросила у кота все, что не спросила у няни. К уже перечисленным вопросам добавились еще два не менее важных: Где двенадцать магов герцога и есть ли обезглавленные девушки в секретной комнате?
Кот не ответил ни на один, а услышав про головы, так и вообще зашелся нездоровым смехом.
– Откуда такие мысли, детка? Ты перечитала в детстве сказок. Персонаж, который отрубал женам головы, вымышленный. Такой человек никогда не существовал. Его придумала мать одной девицы, чтобы напугать ее как следует. Дочка собралась выйти замуж за подозрительного бородача против ее воли, вот она и проявила фантазию. Мы что, дикари, по-твоему? Кто вообще в здравом уме станет хранить такое в собственном доме?
Чтобы отвязаться от меня, он сказал, что переел (такое вообще возможно?), что хочет спать и что все мои глупые вопросы подождут до завтра. Кот вытянулся поперек кровати, бесцеремонно и нагло занял большую ее часть, и тут же уснул. Выражение его хитрой морды было, как всегда, очень довольным.
Наутро герцог прислал мне приглашение на завтрак через своего флегматичного дворецкого, который помогал мне накануне. Я решила, что сегодня подберу платье без шнуровки. Рассчитывать на гуманность и помощь Альберта не приходилось, этот мне еще и ведро посоветует на голову вместо шляпки надеть!
Платье без шнуровки нашлось, на нем по спине шел красивый, но скромный узор. Оно смотрелось очень мило. Кот так и дрых на кровати.
– Сколько можно спать, Альберт? Пойдем со мной, мне будет страшно без тебя!
– Не пойду, – лениво отмахнулся он. – Нормальный, здоровый кот должен спать не меньше пятнадцати часов в день. Иди, не бойся. Няня испекла пирожки с яблоками, так что наш дракон сегодня добрый и не сожрет тебя на завтрак.
Он приоткрыл один глаз и посмотрел мне вслед. Его морда расплылась в ухмылке. Я заподозрила, что узор на платье должен быть спереди, а не сзади. Мне остро захотелось переодеться, но слуга все еще стоял под дверью, громко сопя, и вызывая жуткую неловкость своим присутствием. Я понадеялась, что кот улыбается своим мыслям, и пошла следом за слугой. Его спина, закостеневшая и сутулая, была нечеловечески равнодушной, мебель и та выражала больше заинтересованности в происходящем. Слуга не испытал ни одной эмоции за все время, что мы шли по коридорам и залам, ничто не всколыхнулось в его душе, когда мы миновали «секретную комнату», он даже не дрогнул, когда я зацепила подсвечник и тот с оглушительным грохотом упал на пол. Бесстрастность дворецкого стала навевать на меня жуть. Он был прямым доказательством существования живых мертвецов.