Коротко стриженный, маленький бодрый мужчина с усиками открыл дверцу. Он был в специальной форме служителя королевской почты, и, как и все его коллеги, явно этим гордился. Его синяя рубашка с вышитым на рукаве конем, символизирующим скорость, сияла чистотой и опрятностью выглаженных складок. Именно она превращала невзрачного бородача в завидного жениха. Девушки мечтали о браке с почтальонами. Служители королевской почты получали хорошее жалованье и пользовались уважением, а это притягивало в мужчинах больше, чем красота. Но беря себе в мужья почтальона, стоило понимать, что ради своего дела он может бросить и невесту в первую брачную ночь. Он самоотверженно вырвется из страстных объятий, возьмет вверенный ему конверт, поскачет на край света, и вовремя доставит письмо одной древней старушки к другой. Его не остановит даже знание, что в письме рассуждается о пользе конского навоза для роз.
– Выходи, приехали, – сказал тем временем бородатый почтальон, доставая из кареты тот самый бархатный мешок, в котором вчера рылся кот.
Почтальон не заподозрил, что мешок вскрывали. С чувством невероятного восторга и благоговения, он на вытянутых руках понес его в здание почты, проявляя к нему куда больше уважение, чем ко мне. Я выглянула из кареты, кота не было видно и здесь. Кругом суетились люди в синей форме с лошадями на рукавах. Почтовое здание было двухэтажным и, похоже, самым большим и значимым в этом городе. Городок был небольшой, провинциальный, но почта, как всегда, была на высоте.
Я вышла и осмотрелась. У меня зудом по спине прошла мимолетная идея. Если никто не пришел меня встретить, был шанс скрыться с глаз занятых письмами и посылками королевских служителей, и бежать, бежать, бежать. Тогда тетка Котлета так и останется просто плохим воспоминанием и не займет собой реальность. Но в этот момент я увидела и узнала в прыщавом подростке, мнущемся в стороне, своего старшего двоюродного брата Мартина. Он стоял, сутулясь и нервно глядя по сторонам, как дворняга, готовая в любой момент получить пинок в живот. Если бы он встал ровно и был не таким худым, то показался бы настоящим великаном. Когда я его видела в последний раз, он был нахальным, злым забиякой. Я хорошо помнила его. Это именно он, играя со своими братьями, придумал во второй раз запереть меня в чулане, повторив для меня кошмар, созданный его матушкой.
Когда брат увидел меня, я почувствовала, что он сильно трусит и будто стесняется. Внезапная волна мелкого злорадства поднялась во мне. Раз уж не удастся сбежать, так я хоть повеселюсь. Привлекая всеобщее внимание, во всю ширину легких я закричала:
– Кузен Мартин!
Он завертел головой, оглядываясь и оценивая, много ли людей смотрят на нас. Когда понял, что смотрят все, ссутулился еще больше, я даже подумала, что скоро его голова спрячется в собственном кармане. Довольная выходкой, я пошла вперед с высоко поднятой головой, выбрав походку номер три (вышагивающий павлин). Это произвело неизгладимое впечатление на жителей небольшого провинциального городка. В нем так ходили разве что самодовольные почтальоны в конце удачного дня, да петухи, обхаживающие куриц. Пожалуй, походка номер три произвела бы еще больший эффект, если бы мне не пришлось подволакивать за собой чемодан.
Боковым зрением я увидела, как из открытого рта отдыхающего в стороне кучера выпала цигарка. Тут желание мстить брату покинуло меня, я почувствовала себя так же неловко, как он, и перешла на обычный шаг, без номера и названия.
Кузен явно хотел что-то сказать, но сдержался, покорно принял мой чемодан и поспешил прочь, делая вид, что не знает меня. Он шел так быстро, что мне приходилось почти бежать за ним, и очень скоро я стала выдыхаться. Мартин все шел и шел, петляя между домами и оградами, будто нарочно пытаясь запутать. Только когда мы ушли с людных улиц и оказались ближе к тихой окраине, он остановился, повернулся ко мне и, наконец, выдавил:
– Ты, Лисичка, пожалуйста, при матушке так себя не веди, она не любит… э-э-э-э, – он замялся, ища подходящее слово, способное описать что же именно не любит его матушка, так его и не нашел, и закончил беспомощным: – Ну ты сама знаешь.
Я знала. Котлета не любила все. Удивили меня больше не слова брата, а то, как они были сказаны. В его совете не было злобы или насмешки, только искреннее желание помочь. Это меня так ошарашило, что остаток дороги я сосредоточенно вслушивалась в чувства Мартина, как в человеческую речь и стараясь понять, что за перемена произошла с ним после нашей последней встречи. Так мы и шли, занятые своими мыслями до маленького жалкого домика в конце длинной улицы. Он был давно не крашен и не чинен, забор покосился, палисадник зарос крапивой и лопухами выше человеческого роста. Этому месту предстояло стать моим домом до тех пор, пока я не сбегу.