– Вряд ли у тебя лучше, – лениво ответила я. От усталости мне даже было лень удивляться, откуда здесь взялся Альберт. – Ты меня преследуешь, что ли?
– Теперь да. Я решил, что ты можешь не согласиться взять меня к себе в новый дом, поэтому проследил за тобой вчера от самой кареты до этого места. Теперь ты от меня не избавишься, даже если захочешь. Кстати, твоя походочка номер три – высший класс, я чуть не лопнул от смеха.
– Тетка сначала сожрет тебя, а потом меня. И что касается первого пункта – правильно сделает, – обиделась я на реплику про походочку.
Кот мое предупреждение не воспринял всерьез, потому как остался лежать на прежнем месте. Зря он это, я говорила почти серьезно. А если тетка станет и дальше морить меня голодом, Альберта может поджидать опасность еще и с моей стороны.
К счастью, в этот вечер меня позвали ужинать. Видно, чтобы получить постную кашу в доме тетки Котлеты, нужно было прежде отпахать день в огороде на ее благо. За столом уже ждали шесть двоюродных братьев, высаженные по возрасту. Первым справа сидел Мартин. Рядом с ним – Джон и Артур. По другую сторону – Викар, Сим и Дэвид. Тетка, конечно же, села во главе стола. А мне, я так поняла, предназначалось тесниться за тремя младшими братьями. Все они отчаянно боялись любимую матушку и не менее отчаянно стеснялись меня. Я увидела их страх в цвете, что случалось нечасто. Они прямо-таки пульсировали свежей изумрудной зеленью. «Замечательный оттенок, – отметила я. – Когда-нибудь сошью себе такое платье».
– Ты опоздала, – ядовито заметила тетка. В ее спектре не было зеленого цвета, она расплывалась коричнево-оранжевым, напоминающим о чем-то ядовитом.
Было видно, что она очень старается держать себя в руках. Ее мелкие зубы точно склеились, чтобы случайно не выпустить рвущиеся наружу проклятья, но я видела ее гнев, еще не выйдя из своей каморки. Тетка об этом знать не могла. Я даже родителям не рассказывала, что вижу чужие эмоции, так что можно даже не пытаться их скрывать от меня.
– Если опаздываешь – значит, не хочешь есть, такие правила в этом доме, – выдавила из себя тетка.
– Я не ела два дня, и если не поем сейчас, то упаду в голодный обморок и завтра не смогу работать, – решительно ответила я, взяла предназначенный для меня стул, нагло передвинула его во главу стола, прямо напротив тетки, ехидно улыбнулась и плюхнулась на него прежде, чем она успела сказать что-то еще. Я решила, что сегодня поем, даже если Котлета будет оттаскивать меня от еды за ноги. Тетка тащить за ноги меня никуда не стала. Она таращила свои злые выпуклые глазищи. Я, будто не замечая, что меня старательно испепеляют взглядом, взяла ложку и приготовилась вплотную заняться серой слизью на тарелке, громко именуемой кашей. Зубы Котлеты скрипнули, и она зыркнула так, что ложка выпала из моих рук.
– Помолимся богине, Хранительнице Весов, дарующей нам жизнь и пищу каждый новый день, как это делают во всех хороших семьях, – Котлета молитвенно сложила руки, не переставая сверлить меня взглядом. Сыновья последовали ее примеру и приготовились молиться, с усилием подавляя жгучее желание проглотить еду в ту же секунду.
Молитва была невыносимо долгой, и я успела подумать, что за стремительно остывающую кашу можно так сильно и не благодарить, тем более вчера и позавчера еды мне Хранительница не даровала вовсе. А тетка все продолжала испытывать молитвой терпение богини не меньше, чем мое.
Как и следовало ожидать, за это время и без того мерзкая на вид жижа успела окончательно остыть и стать больше похожей на коровью лепешку, чем на еду. Ложка увязла в ней плотно и основательно. Я попыталась достать ее, потянула за кончик и подняла вместе со всем, что было в тарелке. Каша слиплась в студенистый блин. Кое-как высвободив ложку, я принялась есть. Неаппетитное кушанье исчезло очень быстро. У братьев было больше опыта борьбы с липкими субстанциями, поэтому их тарелки опустели еще раньше. Они, как и я, явно остались голодными, но взять со стола больше было нечего, даже сухая краюшка нигде не завалялась. Нечего было стащить для вечно голодного кота дворянского происхождения. Уйти, пока тетка не доест, тоже оказалось нельзя. Мы так и сидели всемером, провожая каждую ложку теткиной каши голодными взглядами.
Наконец она встала, и я с облегчением вышмыгнула из-за стола и, сдерживаясь, чтобы не побежать, пошла к себе в каморку.
– Прости, кот, я тебе ничего не принесла, – виновато начала я, но запнулась на полуслове. Альберт лежал, обложенный колбасами, сыром и хлебом, и, как всегда, жрал.
– Видел я ваш семейный ужин, даже у моего братца атмосфера за столом получше будет. Как такую язву только Хранительница к себе не приберет.