Рональд съехал с седла, упал на землю, и остался лежать в грязи и воде. Холодея от ужаса, я соскользнула вниз, тоже упала, но тут же поднялась. Отвыкшее от ходьбы окоченевшие ноги слушались плохо. Я, как мне показалось, невыносимо медленно подошла к Рональду и помогла ему подняться. Он даже через мутнеющее сознание испытывал стыд за свою слабость, потому что сам привык быть опорой и ни в ком не нуждаться.
Спотыкаясь об отяжелевшую траву, мы кое-как добрались до входа в землянку. Спускаясь по скользким ветхим ступеням, Рональд поскользнулся и снова упал, исчезнув в её тёмном провале. Я спрыгнула следом, спеша на помощь, и не подумала в тот момент, что могу запросто переломать ноги, если там слишком глубоко или внизу навален хлам.
Всё обошлось, я мягко приземлилась в воду. Её натекло на дно землянки по колено. Рональд уже был на ногах и, опираясь о стену, шёл к полуразрушенному очагу. Рядом с ним остались три скамьи, их грубые деревянные поверхности едва выглядывали из-под воды. Рональд добрёл до ближайшей, рухнул на неё и застыл. Его кожа стала серой, по телу прошла судорога, и я вспомнила кошмар предыдущей ночи, в котором они вдвоём с Альбертом смотрели на меня из-под льда.
Хоть мы и нашли крышу над головой, в землянке было нисколько не теплее, чем снаружи, и едва ли суше. Смерть, протянувшая руки к Рональду, стояла совсем рядом, и прогнать могла её только я. Надо было взять себя в руки и внимательно осмотреть полуобвалившиеся стены. Удача отвернулась от нас не окончательно. Или путники, которым случалось ночевать здесь прежде, или бывшие хозяева жилища, оставили в выложенной камнем нише дрова. К этому чуду прибавилось ещё одно — нижние поленья оказались не такими уж и сырыми, их вполне можно было разжечь.
Есть магия, когда машут руками, говорят нужные слова, и, как результат, получают, что хотят. Она опирается на знания и навыки, которые человек получает упорным трудом в дополнение к природным способностям. Но есть магия куда более сильная и спонтанная, она влияет на то, что мы не способны изменить, её творят сами боги, подгадывая момент и события так, чтобы спасти от беды забредшего не туда путника. Какова была вероятность наткнуться на пустую землянку вдали от города, увидеть её из-под пелены дождя, а потом найти в ней спасительные дрова, от которых сейчас зависела жизнь? Цепь таких событий — проявление божественной магии, совершающейся без участия человека.
При ближайшем рассмотрении очаг показался не таким уж и разрушенным, дымоход выглядел целым, а это было главное. Я засуетилась с дровами, с тревогой поглядывала на неподвижного Рональда. Озябшие пальцы не слушались, а от того, что я нервничала и торопилась, получалось ещё хуже. Я едва не выронила в воду горелку, словив её в последний момент на лету. Если бы она упала в воду, об огне можно было бы забыть. Заклинания, разжигающего огонь, к сожалению, не существовало.
Наконец, я справилась, и красные тёплые языки заплясали сначала слабо и нехотя, потом всё больше набирая силу. Рональд сел и протянул руки к огню. Вряд ли это могло сильно помочь. Он слишком промёрз, одежда была мокрой насквозь, а неуверенного тепла от огня не могло хватить, чтобы отогреться и высохнуть. Несмотря на это, Рональду становилось понемногу лучше. Внезапно меня осенила догадка.
— Снимай мокрое, я высушу! — почти счастливо сказала я, понимая, что с даром болотницы смогу это сделать. Рональд непослушными пальцами попытался расстегнуть плащ, но ничего не получалось. Тогда я подошла, чтобы помочь, но для Рональда это было слишком унизительно. Он отвёл мою руку в сторону и сказал:
— Нет, я сам. Пойди привяжи лошадей.
Только сейчас я поняла, что, если он последует моей просьбе и снимет всё мокрое, то на нем ничего не останется. Молча я расстегнула свой плащ, аккуратно положила рядом с ним и поднялась наверх по перекошенной лестнице.
Немного отогретые руки слушались куда лучше. С привязью справиться не составило труда, и мне пришло в голову попробовать высушить лошадей, и заодно дать Рональду больше времени. Грустные Гера и Омка опустили головы к земле. У них тоже выдался не лучший день. Гера настолько утратила жизнерадостность, что даже перестала жевать, хоть занималась этим всю дорогу, срывая то там, то сям придорожную траву и листья с кустов. Дождь мелко бил по спинам лошадок. Я положила ладонь на холку Омки, откашлялась и сказала пафосно:
— Высохни и согрейся, скотинка!
Вы бы видели глаза кобылы, когда вся вода одной большой каплей скатилась с неё и ушла в землю. Думаю, в этот момент она поверила в богов, или придумала их. Я поставила над обеими кобылками щит, надеясь, что он укроет их от дождя. Щит, как ни странно, сработал, и я пожалела, что раньше не придумала использовать его как зонт.