— Хвала богине, ты здесь! — сказал Освальд, снимая невидимость с себя и с остальных. За ним в моё укрытие забралась сперва Амель, затем Василика, Альберт и Рональд. Противомагического ошейника на Освальде уже не было, и едва мы все оказались снова вместе, он одним щелчком пальцев поставил звуковой щит, чтобы мы могли слышать друг друга в нарастающем шуме.
Моему облегчению не было предела, на глазах наворачивались слезы. Случилось несбыточное — я снова была собой, и мои друзья все стояли рядом.
— Ты же не должен меня видеть! — сказала я, снимая заклинание невидимости. — Я плохая ученица, моя невидимость ни к чёрту.
— Твоя невидимость в порядке, — как всегда невозмутимо сказал Освальд. — Тебя выдаёт паутина в волосах.
И хоть было не время и не место, я все-таки заплакала, и крепко обняла каждого из них. Только новая тревога смогла отвлечь меня от этого занятия.
— Где Дэми? — в испуге крикнула я.
— За неё не беспокойся. Они с Колей у бабушки в деревне. Когда ты начала наводить страх на королевство, мы сразу её туда отправили. Бабушка Василики кого угодно сможет убедить, что её трогать не стоит. Не уговорами, так трёхзарядным арбалетом, который всегда у неё под рукой.
На площади раздался грохот, пробивший даже звуковую завесу щита Освальда. Мы прильнули к доскам помоста, и вместе стали наблюдать, как фермесские солдаты заполняют площадь. Их было очень много. Казалось, что в Аскаре, ослабленной правлением Шершеха, не осталось силы, способной дать отпор врагу. С площади исчезли все краски, кроме чёрного цвета их лат. Амель, дрожа, смотрела на горящее, захваченное врагом королевство, и только Василика с лёгкой усмешкой взирала на происходящее, явно чего-то ожидая.
— Сейчас начнётся! — сказала она. — Ещё посмотрим, кто кого!
И будто услышав её слова, с боковых улиц, охваченных огнём, потекла рекой ночная стража Вераильма. Воспитанники Василики врезались в ряды врага, разрывая безупречный строй фермесцев. Капитанша была права, — началось. Она хорошо тренировала своих подопечных, и теперь с гордостью смотрела, как они достойно встречают врага. Чёрное плотное полотно строя фермесцев всколыхнулось и прорвалось под их напором.
— Я к ним, ваше высочество, — подмигнув, обратилась Василика к принцессе, и, не дожидаясь разрешения, выпрыгнула из-под помоста, раздобыла меч и прорубая себе дорогу, побежала туда, где среди чёрной реки, белело пятнышко ночной стражи. Альберт и Рональд последовали её примеру и поспешили на помощь. Под помостом остались только я, Освальд и Амель. Я хотела бежать следом, но Освальд схватил меня за плечо.
— Твоя сила не в этом. Колдуй! — почти приказал он. Я зажмурилась и постаралась сосредоточиться. Это было трудно, как никогда. Впервые в жизни я не могла справиться со своим даром. Сейчас видеть эмоции в цветах было мучительно, от безумства красок болели глаза. Наверное, именно к этому стремился Шершех. При воспоминании о нём рука сама потянулась к шее, но холодных гладких камней не оказалось под пальцами. Ожерелья не было. Когда-то оно незаметно появилось на мне, теперь так же незаметно исчезло, само выбрав для этого момент.
Похоже, Шершех тоже не справился с силой чужих эмоций, потому что именно теперь, над помостом, где толпились солдаты в чёрном, поднялось до самого неба его огромное могучее тело, с бурой шерстью, достававшее холкой до неба, а медвежьими когтями до земли.
Шершех давно не оказывался в таком круговороте страстей. Жалкие тени эмоций, которые он собирал с людей после своего освобождения, были просто ничем по сравнению с бурей, развернувшейся в течение последних нескольких минут. Чужих страстей оказалось так много, что Шершех потерял способность мыслить. Он опьянел после долгого голода, и утратил над собой контроль. Больше он не мог сдерживаться и прятаться. Он хотел брать, брать всё, что ему хочется, и утолять свой вековой голод. Над помостом, в клубах дыма, поднималось в небо его огромное тело, закрывая собой солнце. Жуткое зрелище заставило замереть и белых воинов, и чёрных, угасив пыл сражения. На полпути к своему отряду стояла Василика. Рональд и Альберт застыли неподалёку. Никто не двигался, не понимая, что делать дальше, и только птицы-стражи кружили в воздухе, крича громко и надрывно.