Дуют с моря ветры соленые, ходят в море волны белогривые.
Месяц ясный над морем ладьей плывет.
А как проплыл месяц ясный из конца в конец моря, тут и ночь минула. Взошло солнышко, низко-низко над Иваном-царевичем стало. Встрепенулся царевич и что было силы крикнул:
— Солнце-солнце! Отвори оконце!
Отворило солнце оконце, а из него Солнцева Сестра выглянула. Тут Иван-царевич и сказал ей:
— Злая ведьма на Русь идет. С бедой неминучей суму несет. Научи меня, как ведьму одолеть, Русь от беды избавить!
Отвечала Солнцева Сестра:
— А ты потягайся с ней — что перевесит: сума с бедой или кувшин с водой?
И на шелковом шнурке спустила кувшин прямо в руки Ивану-царевичу. Кувшин простой, глиняный, в нем невесть какая вода плещется.
— А где Ягишну встречать, где ей путь заступать? — спросил царевич.
Посмотрела Солнцева Сестра из-под ладони и говорит:
— Да вон она идет-бредет, насилу суму несет. Тут ее и встречай.
Глядит Иван-царевич — а солнце уж далеко. Глядит — а ведьма уж близко. Идет-бредет злая ведьма Ягишна. Костяной ногой загребает. О клюку каменную зубы точит.
Набрела она прямо на Ивана-царевича. Глазами пустыми на него уставилась. Кривым носом туда-сюда повела и говорит:
— Чую, чую русский дух. Знаю, знаю, Иван-царевич стоит. А почто, царевич, у тебя кувшин в руках?
— Хочу море вычерпать, — отвечает Иван-царевич.
Затряслась, засмеялась Ягишна и опять спрашивает:
— А зачем, царевич, тебе море вычерпывать?
— Чтоб опять налить его доверху, — отвечает Иван-царевич.
Еще пуще затряслась, засмеялась ведьма Ягишна. И в сторону бормочет:
— Вижу, вижу, русский царевич глуп, он меня на Русь поведет, мою суму понесет!
А царевичу говорит:
— Ступай, царевич, домой. А я пойду за тобой. Да суму мою понеси, я тебе за это пряников дам!
— Не по мне такая ноша, — сказал Иван-царевич. — Больно твоя сума легка.
— А ты попробуй, — сказала Ягишна.
И суму с плеч сняла.
— Нет, сначала давай потягаемся — что перевесит: мой кувшин или твоя сума, — нарочно заупрямился Иван-царевич.
Положил он бревнышко на камешек. На конец бревнышка ведьма Ягишна суму свою свалила и говорит:
— Если твой кувшин моей сумы не перетянет, ты меня на Русь поведешь, мою суму понесешь!
— Ан не бывать, ведьма, по-твоему! — вскричал Иван-царевич.
И поставил кувшин на другой конец бревнышка.
Кувшин сразу вниз так потянул, что сума с бедой взлетела выше облака. А оттуда в море ухнула. Всколыхнулось море — и нет сумы, как не было.
Взвыла ведьма тогда на весь белый свет:
— Чую, чую, что в кувшине живая вода! Знаю, знаю, кто тебе дал!
Замахнулась злая ведьма клюкой каменной. Хотела кувшин разбить. А Иван-царевич кувшин подхватил — бежать. За ним Ягишна — догонять. Она бежит, ногой костяной загребает, приговаривает:
— Забью царевича клюкой до смерти! В сырую землю втопчу его косточки!
И догнала бы злая ведьма Ивана-царевича, да откуда ни возьмись очутился перед ним вещий конь. Иван-царевич — в седло, вещий конь — на дыбы и вскачь! Только прах из-под копыт летит, из ноздрей дым валит, из глаз искры сыплются.
А ведьма Ягишна сзади бежит, не отстает, приговаривает:
— Догоню, догоню! Затопчу, затопчу! И коня и всадника!
Скачет, скачет Иван-царевич на вещем коне. Видит: возле избушки две старушки мертвые лежат.
Остановил царевич коня. Выплеснул на них живую воду солнцеву. И вскочили старушки, да не старушками, а красными девицами!
Скакал вещий конь на Русь, через горы и долы перемахивал, Ивана-царевича спрашивал:
— Не страшна ли тебе такая езда?
— Страшна! — отвечал Иван-царевич. — Едва в седле держусь!
Скакал конь через реки и пропасти, Ивана-царевича спрашивал:
— Не страшна ли тебе такая езда?
— Страшна! — отвечал Иван-царевич. — Боюсь поводья из рук выпустить.
А через короткое время очутился Иван-царевич на царском лугу. Вещий конь ему сказал:
— Прощай, Иван-царевич! Кончилась моя служба.
И пропал, как не было. Только седло на земле лежит. А сюда уж народ бежит. А над городом-столицей колокольный звон стоит. Как ни скор вещий конь, а добрая весть проворнее. На Руси всем уже было ведомо: осталась ведьма Ягишна за горами, за дубравами, а сума ее с бедой неминучей в море сгинула.
СЕМЬ СЕМИОНОВ
Жили-были муж и жена. Прожили они много лет, а детей у них не было.