— Опять мне попались коты-лгуны! — воскликнул Цоппино, не на шутку рассердившись. — Ваше счастье, что мне некогда, а то бы вы познакомились с моими когтями и живо бы научились мяукать. И тётушка Панноккья мне только спасибо сказала бы.
— Гав! Гав! — хором возмутились все семеро котов.
Цоппино прихрамывая прошёлся по кухне и свернулся клубком под самым носом у своих единоплеменников.
— Мяу! — с вызовом произнёс он.
Семеро котов были задеты за живое.
— Слышали? — сказал самый маленький котёнок. — Он умеет мяукать!
— Да, и для собаки совсем неплохо.
— Мяу! — повторил Цоппино. — Мяу, мяу, мяу!
— Он, наверное, работает звукоподражателем на радио, — предположил самый старый кот. — Не обращайте на него внимания. Он просто напрашивается на аплодисменты.
— Мяу! — снова сказал Цоппино.
— По правде говоря, — пробормотал другой кот, — я бы тоже хотел помяукать. Если хотите знать, мне надоело лаять. Каждый раз, когда я лаю, меня охватывает такой страх, что шерсть становится дыбом.
— Глупышка, — сказал Цоппино, — чего же ты пугаешься? Что ты кот, а не собака?
— Пожалуйста, без оскорблений! Хватит с нас и того, что мы тебя слушаем. Ещё неизвестно, кто ты такой.
— Я такой же кот, как и вы!
— Собака ты или кот, а помяукать я бы не отказался.
— А ты попробуй! — не отставал Цоппино. — Тебе понравится! Во рту станет сладко, как…
— Как от молока, что даёт нам тётушка Панноккья?
— Во сто раз слаще!
— Пожалуй, я бы попробовал… — сказал самый маленький котёнок.
— Мяу, мяу, мяу! — соблазнял их Цоппино. — Смелее, братцы коты, учитесь мяукать!
И тут Ромолетта, хохотавшая до слёз, вдруг услышала, как самый маленький котёнок робко мяукнул. Второй кот поддержал его, затем к ним присоединился третий кот. И вскоре уже все семеро котов тётушки Панноккьи замяукали, словно семь расстроенных скрипок, а Цоппино громче всех.
— Ну как?
— И в самом деле сладко!
— Слаще, чем молоко с сахаром!
— Тише! — вмешалась Ромолетта. — Ещё разбудите тётушку Панноккью. Пойдём, Цоппино!
Но было уже поздно. Тётушка Панноккья проснулась и уже стояла в дверях кухни. Щёлкнул выключатель, и все увидели счастливое, мокрое от слёз лицо старой синьоры.
— Кисаньки вы мои! Наконец-то! Наконец-то замяукали!
Цоппино и Ромолетта были уже во дворе. А семеро котов сначала растерялись, не понимая, что означают два ручейка, текущие по щекам тётушки Панноккьи, а потом замяукали ещё громче и один за другим выскочили на улицу.
Тётушка Панноккья, утирая слёзы, вышла вслед за ними.
— Умницы! Вот умницы! — повторяла она в волнении.
И коты отвечали ей:
— Мяу!
Но был у этого редкостного спектакля ещё один никому не видимый зритель, синьор Калимеро, хозяин дома. Чтобы получить с жильцов побольше денег, жадный синьор сдавал внаём весь дом до последней комнаты, а сам ютился на чердаке. Не раз Калимеро запрещал тётушке Панноккье держать в доме животных, но старая синьора, разумеется, не обращала на это никакого внимания.
— Я плачу за квартиру, — говорила она, — и плачу немало! Поэтому я могу приглашать к себе кого угодно!
Добрую часть своего времени синьор Калимеро проводил у окошечка на чердаке, подсматривая, что делают другие. Поэтому-то он и увидел в этот вечер котов, услышал, как они мяукают и как тётушка Панноккья громко хвалит их за это, без конца повторяя:
— Вот умницы! Вот молодцы!
— Дожили! — возмутился Калимеро, потирая руки. — Вот зачем эта старая ведьма шатается по городу и подбирает бездомных котов. Она учит их мяукать! На этот раз я покажу ей! Я сообщу об этом кому следует!
Он закрыл окошечко, взял перо, бумагу, чернила и написал:
«Синьор главный министр! Происходят неслыханные вещи, подвергающие терпение горожан тяжёлым испытаниям. Синьора тётушка Панноккья сделала то-то и то-то, и так далее и тому подобное».
И подписался:
«Друг лжи».
Он вложил письмо в конверт и побежал опустить его в почтовый ящик.
А возвращаясь домой, он, словно на беду, увидел и Цоппино с Ромолеттой, которые проделывали то, за что тётушка Панноккья прочла бы им ещё десяток глав из своей книги.
Цоппино, как вы уже знаете, время от времени испытывал невыносимый зуд в передней лапке, избавиться от которого он мог, лишь написав что-нибудь на стене. И в этот момент он как раз «лечил» свою лапу, а Ромолетта смотрела на него с завистью, потому что в кармане у неё не было ни кусочка мела. И никто из них не заметил Калимеро.