Он же, едва увидев их, сразу заподозрил что-то неладное. Он притаился в подворотне и смог таким образом безо всяких помех прочесть новое заявление Цоппино, которое гласило:
В ТОТ ДЕНЬ, КОГДА КОШКИ НАЧНУТ МЯУКАТЬ, КОРОЛЮ ДЖАКОМОНЕ НЕСДОБРОВАТЬ!
Не успели Цоппино и Ромолетта уйти, как Калимеро, потирая руки, побежал домой и настрочил министру ещё одно письмо:
«Ваше превосходительство! Спешу донести вам, что авторы оскорбительных для нашего королевства настенных надписей живут у синьоры тётушки Панноккьи. Это её племянница Ромолетта и одна из тех собак, которых она держит у себя, чтобы вопреки всем законам нашей страны обучить их мяуканью. Уверен, что вы соблаговолите пожаловать мне обещанное вознаграждение в сто тысяч фальшивых талеров.
Калимеро Денежный Мешок».
Тем временем в соседнем переулке Цоппино озабоченно рассматривал свою лапу, которая опять заметно укоротилась.
— Нужно найти какой-нибудь другой способ письма, иначе у меня скоро останется только две лапки, — вздохнул он.
— Подожди-ка, — воскликнула Ромолетта, — как же я раньше не догадалась! Тут по соседству живёт один художник. Его комнатка на чердаке никогда не закрывается на замок, потому что художник беден и не боится воров. Ты можешь пойти к нему и взять в долг какой-нибудь тюбик с краской или даже целую коробку. Пойдём, я покажу тебе дорогу, а потом вернусь домой, иначе тётушка Панноккья будет беспокоиться.
Глава восьмая,
в которой знаменитый художник Бананито оставляет кисти и берётся за нож
В тот вечер художнику Бананито никак не удавалось заснуть. Он сидел один-одинёшенек у себя на чердаке, смотрел на свои картины и грустно думал: «Никуда-то они, к сожалению, не годятся. В них явно чего-то не хватает. И если б не это «что-то», они были бы просто великолепны. Но чего именно в них не хватает? Вот загвоздка…»
В этот момент в окне появился Цоппино — он только что проделал изрядный путь по крышам, рассчитывая войти в дом именно таким путём, чтобы не беспокоить хозяина.
«О, да мы ещё не спим! — мяукнул он про себя. — Придётся подождать. Художник о чём-то задумался — не буду мешать ему. А потом, когда он заснёт, я возьму у него в долг немного красок, так тихо, что он даже не заметит».
И он принялся разглядывать картины Бананито. То, что он увидел, необычайно поразило его.
«По-моему, — размышлял он, — на этих картинах что-то лишнее. Не будь здесь лишнего, это были бы вполне приличные картины. Но что же на них лишнее? Пожалуй, слишком много ног! У этой лошади, например, их целых тринадцать! Подумать только — а у меня всего три… Кроме того, здесь слишком много носов: на том портрете, например, сразу три носа! Не завидую я этому синьору: если он схватит насморк, ему потребуется три носовых платка… Но художник, кажется, собирается что-то делать…»
Бананито действительно поднялся со скамейки.
— Может быть, добавить зелёных тонов?.. — размышлял он вслух. — Да, да, именно зелёного здесь и не хватает!
Он взял тюбик, выдавил краску на палитру и принялся класть зелёные мазки на все картины. Он выкрасил в зелёный цвет и лошадиные ноги, и носы синьора на портрете, и даже глаза какой-то синьорины на другой картине, хотя этих глаз у неё было целых шесть — по три на каждой стороне лица.
Потом Бананито отступил на несколько шагов и прищурился, чтобы лучше рассмотреть результаты своей работы.
— Нет, нет, — вздохнул он, — видимо, дело в чём-то другом. Картины, как были, так и остались плохими.
Цоппино, сидевший на подоконнике, не услышал этих слов, зато увидел, как Бананито грустно качает головой.
«Могу поклясться, что он недоволен, — решил Цоппино, — не хотел бы я оказаться на месте этой шестиглазой синьоры. Когда у неё ослабнет зрение, ей не хватит денег на очки…»
Бананито между тем взял тюбик с другой краской, выдавил её на палитру и снова стал наносить мазки на свои картины, прыгая вокруг них, словно кузнечик.
— Жёлтого!.. — бормотал он, — Готов держать пари, что здесь мало жёлтого!
«Вот беда! — подумал Цоппино. — Сейчас он устроит из своих картин яичницу…»
Но тут Бананито бросил на пол палитру и кисть, стал в ярости топтать их ногами и рвать на себе волосы.
«Если он и дальше будет продолжать в таком же духе, — мелькнуло у Цоппино, — то станет как две капли воды похож на короля Джакомоне. Наверное, надо успокоить его… А вдруг он обидится? Да и кому нужны кошачьи советы. К тому же, чтобы понять их, надо знать кошачий язык…»