— Мне очень жаль, молодой человек, но ваша монета настоящая.
— Вот и хорошо! — обрадовался Джельсомино.
— Как бы не так! Повторяю вам: ваша монета настоящая, и я не могу её принять. Давайте сюда ваши покупки и идите своей дорогой. Ваше счастье, что мне лень идти на улицу и звать полицию. Разве вы не знаете, что полагается за хранение нефальшивых монет? Тюрьма.
— Да ведь я…
— Не кричите, я не глухой! Идите же, идите… Принесите мне фальшивую монету, и покупки — ваши. Видите, я даже не разворачиваю пакеты. Только отложу их в сторону, хорошо? Добрый вечер…
Чтобы не закричать, Джельсомино засунул в рот кулак. И пока он шёл от прилавка к двери, между ним и его голосом происходил такой разговор:
Голос. Хочешь, я крикну «A-а!» и вдребезги разнесу его витрину.
Джельсомино. Пожалуйста, не делай глупостей. Ведь я только что попал в эту страну, у меня и так здесь ничего не ладится.
Голос. Но мне нужно отвести душу, иначе быть беде. Ты же мой хозяин, так придумай что-нибудь!
Джельсомино. Потерпи, пока мы не выйдем из этой ужасной лавки. Не хочется разрушать её…
Голос. Быстрее, я больше не могу! Вот… вот… сейчас заору… Ещё минута, и всё пропало…
Тут Джельсомино пустился бегом, свернул в тихую улочку, чуть пошире переулка, и быстро огляделся. Вокруг не было ни души. Тогда он вытащил кулак изо рта и, чтобы утихомирить бушевавшие в нём чувства, тихо, совсем негромко произнёс: «А-а!» В ту же минуту ближайший уличный фонарь развалился на куски, а сверху, с какого-то подоконника, свалился на мостовую цветочный горшок.
Джельсомино вздохнул:
— Когда у меня будут деньги, я пошлю их по почте городскому управлению, чтобы возместить стоимость фонаря, и подарю владельцу цветочного горшка новый, ещё лучше… Может быть, я разбил ещё что-нибудь?
— Нет, больше ничего, — ответил ему тоненький-тоненький голосок, и кто-то два раза кашлянул.
Джельсомино осмотрелся в поисках обладателя этого голоса и увидел котёнка, вернее, какое-то существо, которое издали можно было принять за котёнка. Подойдя поближе, Джельсомино понял, что не ошибся. Это и в самом деле был котёнок, только почему-то ярко-красного цвета и всего на трёх лапках. Но самое удивительное — он был плоский. Не толстый и пушистый, как нормальные котята, а совершенно плоский — всего лишь контур котёнка, вроде тех, что ребята рисуют на стенах.
— Как? Говорящий котёнок? — удивился Джельсомино.
— А что тут такого? Я ведь не совсем обыкновенный котёнок. Я ещё читать и писать умею! И это понятно: ведь мой папа — школьный мел!
— Кто-кто?
— Меня нарисовала на этой стене одна девочка, которая взяла в школе кусочек красного мела. Но она успела нарисовать только три лапки, а потом из-за угла показался полицейский, и девочке пришлось убежать. Так я и остался хромым. И потому решил сам себя назвать Цоппино, что значит «хромоножка». Кроме того, я немного кашляю, потому что стенка была довольно-таки сырая, а мне пришлось провести на ней всю зиму!
Джельсомино взглянул на стену. На ней остался отпечаток Цоппино, точно рисунок оторвали от стены вместе с тонким слоем штукатурки.
— А как же ты оттуда спрыгнул? — удивился Джельсомино.
— Мне помог твой голос! — ответил Цоппино. — Крикни ты малость погромче, ты бы проломил стенку, и тогда пиши пропало. А сейчас я просто счастлив! Какое наслаждение гулять по свету, пусть даже на трёх ногах! У тебя, кстати, их только две, и ты ведь не жалуешься, правда?
— Вроде нет, — согласился Джельсомино. — Пожалуй, двух ног мне даже много. Будь у меня одна-единственная, сидел бы я сейчас дома.
— Однако ты не очень-то весел, как я погляжу, — заметил Цоппино. — Что с тобой стряслось?
Но только Джельсомино собрался рассказать о своих злоключениях, как на улице появился настоящий кот, на четырёх настоящих лапах. Правда, он был, по-видимому, чем-то чрезвычайно озабочен, потому что даже не взглянул на наших друзей.
— Мяу! — крикнул ему Цоппино. На кошачьем языке это значит «Привет!».
Кот остановился. Он казался удивлённым и даже возмущённым.
— Меня зовут Цоппино, а тебя как? — поинтересовался наш знакомый.
Настоящий кот некоторое время раздумывал, стоит отвечать или нет, потом неохотно промямлил:
— Меня зовут Тузик.
— Что он там говорит? — спросил Джельсомино, который, разумеется, не понимал по-кошачьи.
— Он говорит, что его зовут Тузик.
— Но ведь это же собачья кличка!