Дело в том, что одиннадцать семей жили недружно, всё время ссорились. И вместо того чтобы купить всем вместе хорошую крепкую цепь для колодца, готовы были вообще засыпать его землёй.
Но вот началась война, и все мужчины из Кашина Пьяна ушли воевать, оставив жёнам много разных советов, в том числе наказ беречь верёвку и следить, чтобы её не стащили.
А потом страну заняли враги. Мужчины всё ещё воевали и партизанили. Тяжело было женщинам, но каждая по-прежнему ревниво оберегала свою верёвку.
Как-то раз один мальчик пошёл в лес за хворостом и вдруг услышал, что в кустах кто-то стонет. Это оказался партизан, раненный в ногу. Мальчик побежал за матерью.
Женщина сначала испугалась, а потом сказала:
— Принесём его домой, спрячем. Будем надеяться, что кто-нибудь так же поможет в беде и твоему отцу. Ведь мы даже не знаем, где он сейчас и жив ли ещё!
Они спрятали партизана в сарае и послали за врачом, сказав, что заболела бабушка. Но соседки ещё утром видели эту старую бабушку — она была здоровёхонька, сновала по двору, как курочка! — и догадались, что тут что-то не так.
Не прошло и дня, как вся деревня уже знала о раненом партизане, который прячется в амбаре у Катерины. Один старик струсил.
— Если враги узнают про это, — сказал он, — они всех нас убьют!
Но женщины не испугались. Они только тяжело вздыхали, думая о своих мужьях, о том, что те, может быть, тоже ранены и так же скрываются где-нибудь. На третий день одна женщина взяла кружок свиной колбасы, пришла к Катерине и сказала:
— Бедняге надо поправиться. Дай ему эту колбасу.
А потом заглянула ещё одна женщина, принесла бутылку вина. За ней пришла третья — с мешочком муки, затем четвёртая — с куском сала. До вечера все женщины деревни побывали в доме Катерины, и каждая что-нибудь приносила для партизана. А уходя, все они утирали глаза платками.
Вскоре партизан поправился, вышел на улицу погреться на солнышке, увидел колодец без верёвки и очень удивился: почему так? Женщины покраснели от стыда. Они хотели объяснить, что у каждой семьи своя верёвка. А что тут ещё скажешь? Можно было, наверное, объяснить, что все они в ссоре, но теперь-то это было уже не так, потому что все они, вместе заботясь о партизане, вместе помогая ему, сами того не замечая, стали друзьями. Разумеется, теперь не было никакой нужды держать одиннадцать верёвок.
Женщины собрали деньги, купили цепь и привязали её к вороту. Партизан достал из колодца ведро воды, и это было похоже на открытие памятника.
В тот же вечер партизан, совсем уже выздоровевший, ушёл в горы добивать врага.
Про старого каменщика
Пришёл я однажды в приют для престарелых, чтобы повидать одного знакомого — старого каменщика. Мы не виделись уже много лет.
— Где же ты был так долго? — спросил он меня. — Может, путешествовал?
— Путешествовал, — ответил я. — Был в Париже.
— О, Париж! Я тоже там был много лет назад. Мы строили тогда великолепное здание на берегу Сены. Интересно, кто сейчас там живёт? А где ты ещё был?
— В Америке.
— В Америке? Я тоже там был много лет назад. Даже не вспомнить теперь когда. Я был в Нью-Йорке, в Буэнос-Айресе, в Сан-Паоло, в Монтевидео. Мы строили там высокие здания… А в Австралии ты не был?
— Нет ещё.
— А я был. Я был тогда совсем молодым и ещё не работал каменщиком. Я только подносил вёдра с раствором и просеивал песок. Мы строили дачу одному синьору. Это был хороший синьор. Помню, однажды он спросил меня, как готовят спагетти, и всё, что я сказал ему, записал себе в книжечку. А в Берлине ты бывал?
— Нет ещё.
— А я там был, когда тебя ещё на свете не было! Прекрасные здания мы там строили, хорошие, крепкие дома. Интересно, целы ли они ещё? А в Алжире бывал? В Египте? В Каире?
— Как раз этим летом хочу поехать туда.
— Ну, там ты повсюду увидишь прекрасные дома. Я не хочу хвастаться, но мои стены всегда были очень хорошо сложены, и крыши мои никогда не протекали.
— Много же вы построили домов!
— Да, порядком. По всему свету пришлось поездить…
— А себе построили?
— Ну, где там! Сапожник, как известно, всегда без сапог! Видишь, живу в приюте. Вот как бывает на свете!
Да, так ещё бывает на свете, но это очень несправедливо.