— Каждый видит то, что способен увидеть, — загадочно улыбнулся старец. — Признайся, чужестранец, как ты проник в город?
Тот смущённо опустил глаза:
— Не стану лгать — у меня не хватило денег, чтобы заплатить пошлину, и я, как ночной вор, перелез через крепостную стену.
— Тогда чему же ты удивляешься? Или рассчитывал получить больше, чем вложил? Волшебный город предстал перед тобой в том виде, который ты сам создал своими действиями.
Мечтатель начал догадываться, что перед ним не простой бродяга.
— Кто ты? — спросил он у старика.
— Я хранитель города и всякому входящему в него являюсь таким, каким он готов меня принять, — ответил старик.
Руки
Две руки, живущие бок о бок, никогда не были подругами. Слишком уж отличались они одна от другой. Случается, что такая разница вовсе не мешает дружбе, а, скорее, наоборот — способствует укреплению отношений, но в нашем случае этого не произошло. Открытой войны никто из них не начинал — такого безобразия не допустила бы их законная хозяйка, но втайне они терпеть не могли друг друга.
С первого взгляда было заметно, что никакого равенства между ними нет и в помине. Правая рука трудилась от восхода до заката (а иногда и дольше). Тысячи забот ложились на её нежные, хрупкие пальчики: и попудрить носик, и застегнуть пуговку на блузке, и помешать ложечкой чай в чашке. Даже когда она отдыхала от дел где-нибудь в театральной ложе или, скажем, на приёме, ей всё равно нужно было то локон поправить, то ушко почесать, то коготки кому-то показать, то зевающий ротик прикрыть, а то и головку подпереть. Хозяйка ни на минуту не позволяла ей расслабиться.
Левая рука тем временем вовсю бездельничала, уютно устроившись на мягком подлокотнике кресла, или нежилась в складках дорогого бархатного платья, перебирая изящными пальчиками воздушные кружева. Бывало, ей приходилось внезапно срываться с места, чтобы помочь правой руке. Согласитесь, невозможно одной рукой завязать бант на поясе или застегнуть ожерелье, или того хуже — поаплодировать актёрам на сцене. Но всё равно самая тяжёлая часть любой совместной работы непременно доставалась правой руке. Так было всегда. И эта вопиющая несправедливость не давала ей покоя. Хозяйку же происходящее, похоже, вполне устраивало, и она, кажется, ничего не собиралась менять.
Но это ещё не всё. Правая рука никак не могла смириться с тем, что неумехе и лежебоке (такого нелестного мнения она была о левой руке) доставались лучшие украшения хозяйки: перстни, кольца, браслеты и даже золотые дамские часики, между тем как она, вечная труженица, умеющая самостоятельно помахивать веером, с легкостью носить на себе увесистый ридикюль, использовать при необходимости носовой платок и даже водить пером по бумаге, оставляя на ней витиеватые чернильные знаки, довольствовалась всего лишь скромным обручальным кольцом на безымянном пальце. К тому же все эти многочисленные украшения на левую руку надевала она, на все пальцы мастерица, пока её нерадивая напарница, праздно опершись локтем о туалетный столик и любуясь собой, милостиво позволяла себя наряжать.
Левую руку не мучили проблемы. Она предпочитала их не замечать и жила легко и беззаботно. Ей, ветренице и кокетке, нравилось наслаждаться жизнью, ловя на себе восхищённые взгляды, а не тратить её на презренные житейские хлопоты. «Suum cuique» (каждому своё), как говорили древние. Листать страницы модного журнала, держать шёлковый зонтик или расчёсывать костяным гребнем волосы — это не для неё. Пусть правая рука этим занимается. Ей не привыкать трудиться. Таков её удел.
Несмотря на внутреннее противостояние, это вынужденное сосуществование двух соперниц продолжалось бы и дальше, но однажды случилось непоправимое. Спускаясь по крутой лестнице, их хозяйка оступилась и при падении повредила левую руку. На неё наложили гипс и, перебинтовав, закрепили в одном положении. Каждое движение причиняло ей нестерпимую боль, повязка давила и создавала массу неудобств, но правая рука и тут нашла повод для зависти. Ещё бы: об этой никчемной пустышке и белоручке заботятся как о царствующей особе, не позволяя и шевельнуться, ей же приходится всё делать за двоих!
Левая рука между тем чувствовала себя скверно, а выглядела просто ужасно: она посинела и страшно распухла. Каждый день её осматривали и ощупывали многочисленные светила медицины и, глубокомысленно качая головами, предлагали всё новые и новые методы лечения. Было перепробовано всё, но ничего не помогало. Ей становилось всё хуже. Трагическая участь левой руки была решена — чтобы сохранить жизнь хозяйке, её пришлось ампутировать. Увы! Бедняжки не стало.