«Тот, кто знает, тот и указал. Сказано, что Царевич, значит так оно и есть, чего зря болтать» – грубо рыкнул военный мужик. «А что это за страшная минута?..» – начал было Иван и тут же вспомнил бредящего маленького Ивана и Машины глаза, полные ужаса. «Именно» – длинно прогудела виолончель. Иван напрягся: «А от моих ответов что-нибудь зависит?» «Нет, конечно – спокойно ответил седовласый – Я же сказал, что мы лишь присутствуем». «В определенном порядке» – тихо проговорил тощий. «Всегда» – добавила виолончель. «А позвонить можно?» – с мольбой в колосе попросил Иван. «Куда?» – вежливо поинтересовался седовласый. «Ну домой, ко мне домой» – пролепетал Иван. «Пока мы разговариваем – нет» – твердо сказал седовласый. «Ну тогда давайте ваши вопросы!» Седовласый кивнул и спросил: «Кто виноват?» «В чем?» – недоуменно спросил Иван. «Это не важно. Просто: кто виноват?» Иван нахмурился. На Кольском полуострове, ответ на этот вопрос напрашивался сам собой, но Иван медлил и лихорадочно думал. Это он немного слукавил, когда сказал, что от них ничего не зависит, размышлял Иван, приоритеты – великая вещь, плавали, знаем. И на такой вопрос историк мог бы, наверное, ответить, если бы речь шла о прошлом и конкретном. А что же ответить про сейчас? Нет, не то, не то, с досадой отмахнулся от своих рассуждений Иван. Какая разница, что сейчас, что потом. Если есть понятие какой-то вины, то не важно, когда это понятие применяется. Или важно? Ведь были же времена, когда никому не пришло бы в голову в чем-то обвинить, например, палача. Или тюремщика, или царя, или Великого инквизитора, или… Многовато этих «или» получалось. А сейчас? В черта, который якобы «попутал» Иван не верил, а дуализм казался ему выдумкой, так же, как и плюрализм. Иван был инстинктивным монистом, но не думал никогда о себе в этих терминах, хотя и слушал в университете лекции по философии. И тут он вдруг вспомнил Машу, стоящую над кроваткой догорающего Ивана, и сказал: «Страх». «Коротко и ясно» – отозвалась виолончель. А наманикюренный иронично бросил тощему: «Подвинуться придется». У них что, конкуренция что ли, удивился Иван. Но тощий на реплику военного мужика ответил коротким жестом, означавшим, что рано, мол, еще судить. Несколько секунд помолчали. «А кто прав?» – негромко спросил тощий. Иван сразу же вспомнил фразу, так понравившуюся герою романа «В круге первом», что «волкодав прав, а людоед – нет». Но Иван прекрасно знал, как часто людоеды с большим успехом выставляли себя волкодавами. Вспомнил он и другую фразу совсем другого писателя, что если бы вдруг так случилось, что Христос оказался вне истины, то он лучше бы остался со Христом, чем с истиной. А еще Иван подумал про Иова и даже вспомнил виденную когда-то у друзей картину, изображавшую Иова, сидящего на гноище, с укоризненно вопрошающим взглядом, направленным куда-то вверх. Иван потупился. Ему очень захотелось сказать, что прав Христос, но произнести это вслух он не решился. Да кто он такой, чтобы ходатайствовать за Христа? И поэтому он ответил осторожно: «Милосердие и любовь, наверное». «Пятая глава – согласно кивнул тощий – кто бы сомневался – и обратился к военному – Получите и распишитесь». Тот коротко отмахнулся: «Все они так говорят! А когда припрет…» Седовласый не дал ему закончить фразу и резко сказал: «Хватит комментариев! У нас еще один вопрос и уже почти все собрались. Надо заканчивать». Кто это собрался, не понял Иван и, повернув голову, обомлел. Стекляшка была полна людей. Там были мужчины и женщины, старые и молодые, военные и штатские. Они стояли, сидели, похаживали из стороны в сторону, некоторые неслышно о чем-то переговаривались. Но в их сторону никто не глядел. Иван в недоумении повернулся к своим собеседникам: «Откуда же они все взялись?» Седоволосый неопределенно повел рукой: «Отовсюду… Но продолжим. Кто в этот раз с третьим вопросом?» Военный мужик поднял толстый наманикюренный палец с короткими черными волосками: «Жизнь нынче сколько стоит?» «Не продается!» – сразу же ответил Иван. Седовласый строго на него посмотрел: «Торопишься, Царевич, вопрос-то серьезный, ты бы подумал». «Не хочу об этом даже думать!» – почти крикнул Иван. «Ладно, будем считать, что твой ответ состоит из двух частей» – кивнул седовласый. И вдруг оказался на месте военного, тот обнаружился на месте виолончели, которая оказалась на месте седовласого. Иван разинул рот от удивления. Все четверо разом поднялись, и Иван увидел, что виолончель одета не то в длинное платье из толстого сукна, не то в рясу, а на руках у нее перчатки с раструбами. Иван тоже встал. И вдруг спросил, обращаясь к седовласому: «Вы, наверное, белый всадник?» «Что?» – рассеянно переспросил тот. За него ответил тощий: «Ваше высочество, вероятно, имеет в виду наших, так сказать, коней?» Иван кивнул. «Нет, белый, скажем так, конь – мой» «А я думал, что вы на черном» – краснея, пробормотал Иван. Тощий понимающе кивнул: «Это из-за моей худобы вы решили, что я отвечаю за голод, но нет, это не так». «По снабжению, это ко мне» – рыкнул наманикюренный. «А вы?..» обратился Иван к виолончели. «Я по военной части» – пропела та. Иван уставился на седовласого. Тот согласно кивнул: «Именно так, дорогой Царевич, именно так, я – смерть». Иван растерянно глянул в окно. Вьюги видно не было, так же, как и городских фонарей. «Скажите, а почему здесь светло, а в городе света нет?» «В каком еще городе?» – поднял брови тот, что по снабжению. Иван показал на окно и вдруг сообразил, что не знает названия городка, а знает только название предприятия. Привезли их сюда из Мурманска на военном вертолете и никаких указателей он не видел. На помощь к Ивану пришел седовласый: «Сейчас – произнес он с ударением – там – он махнул рукой в сторону окна – ничего нет, но когда ты выйдешь, то просто заверни за угол». Все четверо двинулись в сторону притихшей толпы посетителей «стекляшки». «А позвонить можно?» – кинулся вслед им Иван. Виолончель, не оборачиваясь указала пальцем на дверь. Иван выскочил наружу, увидел перед собой беспросветный мрак, кое-как пробрался вдоль стены затухающей «Улыбки» до угла и свернул. Прямо перед ним была гостиница «Полярная звезда» а вокруг виднелись дома и улицы, освещенные фонарями. У входа курил один из его сослуживцев. «Быстро вы дошли, Иван Иванович!» – приветствовал он Ивана. Иван кивнул и поспешил в вестибюль к стойке с телефоном.