10.
Иванушка неожиданно и мгновенно влюбился. Случилось с ним это впервые, и он понятия не имел, что с этой любовью надо делать. Его избранница в буквальном смысле свалилась на него с неба, когда он проходил с ящиком, нагруженным лабораторным стеклом мимо лабораторного же корпуса, где шел аккордный субботник по мытью окон. Молоденькая щуплая лаборантка по имени Маруся поскользнулась на ею же пролитой на подоконник лужице мыльной воды и спиной вниз полетела на асфальт. Тут-то ее Иванушка и поймал, успев отшвырнуть ящик со стеклом с такой силой, что тот раскололся и драгоценные колбы превратились в кучу осколков, весело заблестевших на солнце. Все произошло в какие-то доли секунды и, придя в себя, Иванушка обнаружил, что сидит на земле, держа на руках маленькую рыжую девушку в белом, как снег халате. Он взглянул на ее побелевшее лицо с чуть заметными веснушками и широко открытыми от ужаса зелеными глазами и мигом влюбился. К ним подбежали, окружили и помогли встать на ноги. Тут обнаружилось, что Маруся ниже Иванушки больше, чем на голову. Из толпы послышалось: «Повезло Иванушке, что не Тамаре Семеновне захотелось полетать». Все засмеялись, но не плоской шутке, а просто от радости, что все обошлось. Первой отошла от шока Маруся и, встав на цыпочки, кое-как дотянулась до Иванушкиной щеки и громко его чмокнула. Потом отошла на шаг, протянула ему руку и сказала: «Спасибо. Я Маруся». Иванушка потряс ее ладошку своей лапищей и сипло пробасил: «А я Иванушка». Сцена выглядела комично и все снова засмеялись. Потом Маруся ушла, а Иванушка еще постоял немного и побрел за очередным ящиком. Как удалось списать уничтоженные Иванушкой бесценные колбы, остается неизвестным. Возможно, что нашелся какой-то добрый волшебник по списанию или Зинаида Константиновна, услышав о случившемся, почувствовала слабенький укол совести, но о происшедшей порче имущества никто даже не заговаривал. Зато о том, что Иванушка поймал на лету дочку командующего аж целого военного округа, разговоров было немало. На заводе Маруся проходила преддипломную производственную практику и жила в общежитии, ничем из стайки других практиканток не выделяясь. Она категорически отказалась от предложения отца поселиться на казенной квартире. И даже пристыдила его, посоветовав отдать эту квартиру кому-нибудь из семейных молодых офицеров, а не пристраивать свою собственную дочку. То есть характер у Маруси был и отцу ее отповедь даже понравилась. «Вся в меня» – неосторожно обмолвился он, пересказав Марусину эскападу жене и тут же об этом пожалел, так как поймал на себе яростный взгляд огненно-рыжей Серафимы Сергеевны и услышал ее зловещее: «Вот как?» Училась Маруся прилежно и, думая о своем будущем, ни на минуту не принимала в расчет папины генеральские звезды. Попав на завод и наслушавшись рассказов про Зинаиду Константиновну, она решила, что нашла достойный пример для подражания, твердо пообещав себе, что сможет стать не хуже своего кумира. А романтическая встреча с богатырем Иванушкой добавила недостающий пункт в Марусин жизненный план. И она задумалась о том, как все можно устроить. Об этом же думала и Серафима Сергеевна, но ее мысли текли совсем в другом русле. Замуж Серафима Сергеевна выходила даже не за лейтенанта, а за простого курсанта. И описание их бурного романа с последовавшими за свадьбой мытарствами потребовало бы целого тома, набранного петитом. Этой судьбы жена будущего министра обороны своей дочери не хотела ни при каких обстоятельствах. Дальние гарнизоны, многомесячные разлуки, ужас ожидания извещения из зоны вооруженного конфликта, ночи в реанимации, больничные «утки», катетеры, костыли и потом снова гарнизоны, разлуки… Нет, ничего этого Маруся хлебнуть не должна, решила Серафима Сергеевна и приступила к активному поиску. Ей как-то не приходило в голову, впрочем, что этот поиск не стоит ограничивать только военной средой, что и свело все ее старания к нулю. Ее, конечно, можно понять, так как она с полным основанием считала, что ее Петя ни за что не стал бы тем, кем он стал без ее ежеминутного участия в его делах. Вместе с ним она и воевала, и умирала, и интриговала, была, одним словом, сугубо военным человеком, смотря на штатских несколько пренебрежительно и свысока. Но по отношению к Марусиной судьбе этот подход был не чем иным, как банальной системной ошибкой. Вот и нашла коса на камень. А между тем Иванушка, начал маяться. Эта маята проявлялась в том, что он постоянно что-то случайно ломал. Он отрывал дверные ручки, гнул перила, выламывал оконные рамы, вырывал вместе с замком застрявший в нем и предварительно изуродованный в кармане ключ. Под ним крошились табуретки, разлетались на составные части стулья, а кухонные полки обрушивались от одного его прикосновения, засыпая все вокруг осколками посуды. Василиса Прокофьевна, видя, как ее с таким трудом и тщанием обустроенное жилище превращается в руины, приходила в отчаяние и все никак не могла понять, что с Иванушкой происходит. Но когда он, желая напиться, задумчиво сжал в горсти эмалированную кружку, как какой-нибудь бумажный стаканчик, она вдруг все мгновенно поняла и, аккуратно усадив Иванушку на одну из уцелевших табуреток, задала прямой вопрос: «Кто она такая?» Иванушка вздохнул (табуретка жалобно хрустнула) и еле слышно пробормотал: «Маруся». Василиса Прокофьевна вздохнула с облегчением, вспомнив, как ныне целиком ей подвластный и кроткий Емельян Иванович, ухаживая за ней, крушил глухие заборы и томясь у подъезда ее дома, рассеянно выламывал кирпичи из фасада. Поняла и задумалась. На своей работе, связанной с постоянным тяжелым трудом, Иванушка никакого особенного вреда имуществу не причинял. Он всего лишь задумчиво брал и нес какую-нибудь тяжесть, которую и двое его товарищей с трудом сдвигали с места. Ущерб случался только тогда, когда ему в руки попадало что-нибудь негабаритное, при переноске которого обычно кричат: «Заноси, давай левее (или правее), так, так, еще пониже, пошла, пошла» или что-то в этом роде. Иванушка же нес свою поклажу задумчиво и напролом. На его счастье бригадир такелажников вовремя заметил Иванушкину задумчивость и прикомандировал к нему самого нерадивого из своих подчиненных, строго-настрого запретив ему вообще что-либо брать в руки, а только следить за Иванушкой и корректировать его маршруты. В итоге о причине Иванушкиного томления знала только одна Василиса Прокофьевна, а вокруг самого Иванушки медленно складывался своеобразный женский треугольник, постепенно аккумулирующий все большее количество энергии. Рано или поздно, но должен был произойти взрыв. И он-таки произошел. А дело было как. Василиса Прокофьевна обиняком навела кое-какие справки относительно Маруси и выяснила, чья она дочка. Это ее несколько озадачило, но имущества, которое планомерно уничтожал Иванушка, было жалко, и она решила с Марусей познакомиться. Маруся, в свою очередь, навела справки об Иванушке и получила важные сведения и о нем самом, и о его легендарном отце, Емельяне Ивановиче. Но умную Марусю не смутили рассказы о пьянстве и безалаберности Емельяна Ивановича, равно как и не заинтриговали легенды о его рыболовных подвигах. Еще меньше ее озаботили россказни о некоторой дремучести и непобедимой лени Иванушки. Она моментально просекла, что за спиной этих богатырей стоит женщина, которая вполне могла бы потягаться с самой Зинаидой Константиновной. Маруся вполне резонно рассудила, что без жесткого женского контроля Емельян Иванович и его сынок уже давно валили бы лес где-нибудь в Сибири или Карелии, предварительно разобрав по кирпичику родной город. Эта мысль привела ее