воего кумира. А романтическая встреча с богатырем Иванушкой добавила недостающий пункт в Марусин жизненный план. И она задумалась о том, как все можно устроить. Об этом же думала и Серафима Сергеевна, но ее мысли текли совсем в другом русле. Замуж Серафима Сергеевна выходила даже не за лейтенанта, а за простого курсанта. И описание их бурного романа с последовавшими за свадьбой мытарствами потребовало бы целого тома, набранного петитом. Этой судьбы жена будущего министра обороны своей дочери не хотела ни при каких обстоятельствах. Дальние гарнизоны, многомесячные разлуки, ужас ожидания извещения из зоны вооруженного конфликта, ночи в реанимации, больничные «утки», катетеры, костыли и потом снова гарнизоны, разлуки… Нет, ничего этого Маруся хлебнуть не должна, решила Серафима Сергеевна и приступила к активному поиску. Ей как-то не приходило в голову, впрочем, что этот поиск не стоит ограничивать только военной средой, что и свело все ее старания к нулю. Ее, конечно, можно понять, так как она с полным основанием считала, что ее Петя ни за что не стал бы тем, кем он стал без ее ежеминутного участия в его делах. Вместе с ним она и воевала, и умирала, и интриговала, была, одним словом, сугубо военным человеком, смотря на штатских несколько пренебрежительно и свысока. Но по отношению к Марусиной судьбе этот подход был не чем иным, как банальной системной ошибкой. Вот и нашла коса на камень. А между тем Иванушка, начал маяться. Эта маята проявлялась в том, что он постоянно что-то случайно ломал. Он отрывал дверные ручки, гнул перила, выламывал оконные рамы, вырывал вместе с замком застрявший в нем и предварительно изуродованный в кармане ключ. Под ним крошились табуретки, разлетались на составные части стулья, а кухонные полки обрушивались от одного его прикосновения, засыпая все вокруг осколками посуды. Василиса Прокофьевна, видя, как ее с таким трудом и тщанием обустроенное жилище превращается в руины, приходила в отчаяние и все никак не могла понять, что с Иванушкой происходит. Но когда он, желая напиться, задумчиво сжал в горсти эмалированную кружку, как какой-нибудь бумажный стаканчик, она вдруг все мгновенно поняла и, аккуратно усадив Иванушку на одну из уцелевших табуреток, задала прямой вопрос: «Кто она такая?» Иванушка вздохнул (табуретка жалобно хрустнула) и еле слышно пробормотал: «Маруся». Василиса Прокофьевна вздохнула с облегчением, вспомнив, как ныне целиком ей подвластный и кроткий Емельян Иванович, ухаживая за ней, крушил глухие заборы и томясь у подъезда ее дома, рассеянно выламывал кирпичи из фасада. Поняла и задумалась. На своей работе, связанной с постоянным тяжелым трудом, Иванушка никакого особенного вреда имуществу не причинял. Он всего лишь задумчиво брал и нес какую-нибудь тяжесть, которую и двое его товарищей с трудом сдвигали с места. Ущерб случался только тогда, когда ему в руки попадало что-нибудь негабаритное, при переноске которого обычно кричат: «Заноси, давай левее (или правее), так, так, еще пониже, пошла, пошла» или что-то в этом роде. Иванушка же нес свою поклажу задумчиво и напролом. На его счастье бригадир такелажников вовремя заметил Иванушкину задумчивость и прикомандировал к нему самого нерадивого из своих подчиненных, строго-настрого запретив ему вообще что-либо брать в руки, а только следить за Иванушкой и корректировать его маршруты. В итоге о причине Иванушкиного томления знала только одна Василиса Прокофьевна, а вокруг самого Иванушки медленно складывался своеобразный женский треугольник, постепенно аккумулирующий все большее количество энергии. Рано или поздно, но должен был произойти взрыв. И он-таки произошел. А дело было как. Василиса Прокофьевна обиняком навела кое-какие справки относительно Маруси и выяснила, чья она дочка. Это ее несколько озадачило, но имущества, которое планомерно уничтожал Иванушка, было жалко, и она решила с Марусей познакомиться. Маруся, в свою очередь, навела справки об Иванушке и получила важные сведения и о нем самом, и о его легендарном отце, Емельяне Ивановиче. Но умную Марусю не смутили рассказы о пьянстве и безалаберности Емельяна Ивановича, равно как и не заинтриговали легенды о его рыболовных подвигах. Еще меньше ее озаботили россказни о некоторой дремучести и непобедимой лени Иванушки. Она моментально просекла, что за спиной этих богатырей стоит женщина, которая вполне могла бы потягаться с самой Зинаидой Константиновной. Маруся вполне резонно рассудила, что без жесткого женского контроля Емельян Иванович и его сынок уже давно валили бы лес где-нибудь в Сибири или Карелии, предварительно разобрав по кирпичику родной город. Эта мысль привела ее к непреодолимому желанию познакомиться с Василисой Прокофьевной. Третьей вершиной складывающегося треугольника была, разумеется, Серафима Сергеевна. Об Иванушке она, конечно, знала, но в расчет его не приняла, так как он был не просто штатским, но даже и срочную не отслужил. Для Серафимы Сергеевны Иванушка был чем-то средним между интеллигентным хлюпиком, косящим от армии, и обыкновенным дезертиром. По этой причине она и недооценила значения чрезвычайных по своей романтичности обстоятельств, приведших ее дочь к знакомству с этим олухом. Пока Василиса Прокофьевна и Маруся разрабатывали планы своего знакомства, Серафима Сергеевна устраивала для своей дочери смотрины. Кандидата в женихи она решила подыскать среди старших офицеров, служивших в штабе округа, которым командовал Петр Петрович. Резон был простой: если все сложится удачно, то Петру Петровичу не составит труда продвинуть зятя, находящегося в его непосредственном подчинении. А если парень окажется с головой, то дальше он уже пойдет сам, имея в тылу могущественного тестя. Оставалось подобрать кандидата, что она и осуществила, оценив с этой точки зрения офицеров, приглашенных на какой-то очередной банкет. Ее выбор пал на молодого майора без обручального кольца и с двумя рядами орденских планок на кителе. Опытная Серафима Сергеевна поняла, что майор где-то удачно повоевал и звание получил досрочно, то есть был на хорошем счету. Она в полголоса допросила Петра Петровича и выяснила, что ни в чем не ошиблась. Алексей, так звали бравого майора, и в самом деле отличился на войне и теперь был заместителем начальника штаба округа, на должности подполковника, как минимум. Алексей был вполне хорош собой, широкоплечий, подтянутый, с маленькой седой прядью в густых темных волосах. Серафима Сергеевна на правах хозяйки обошла гостей и, как бы чуть устав, присела возле майора. «А что это вы, Алеша, в одиночестве? Все вон с женами да с подругами боевыми» – игриво начала она разговор. Алексей покраснел, что также очень Серафиме Сергеевне понравилось, и ответил смущенно: «Да некогда все как-то было… А вы разве меня знаете?» «Конечно – соврала Серафима Сергеевна – Петр Петрович о вас говорил». Майор покраснел еще больше. «А у меня вот дочка на выданье – беззаботно произнесла Серафима Сергеевна – Институт заканчивает. Умница и красавица. И тоже без жениха – как бы вдруг вспомнила она – Надо бы вам познакомиться». Майор затосковал. Елки-палки, подумал он, вот я попал! А Серафима Сергеевна, как бы не заметив его смятения, продолжила: «Жаль, что это никак не получиться, далековато она залетела» – и назвала действительно далекий от них город, где располагался Марусин завод: «Скучаем по ней очень – Серафима Сергеевна вздохнула и не вполне притворно загрустила – Ну ладно, Алеша, веселитесь». И отошла. Майор облегченно выдохнул – пронесло. Выполнив первую часть своего плана, Серафима Сергеевна взялась за вторую. Она и не подозревала, что та легкость, с которой пойдет дело, была предвестием краха всей ее военной операции. Она решила уговорить Марусю отпраздновать ее день рождения, арендовав какое-нибудь кафе на природе (Маруся родилась в мае), пригласить подружек-практиканток, вообще молодежь заводскую, потанцевать, посмеяться. А в качестве сюрприза приехать на праздник с Петром Петровичем и Алешей. Она была совершенно уверена, что майор затмит всех тамошних парней и строгая Маруся не сможет не оценить его достоинств. Серафима Сергеевна в телефонном разговоре все это Марусе изложила, не упомянув, конечно, о майоре, и та моментально согласилась. Тут бы и почувствовать Серафиме Сергеевне неладное, да видно телефонная связь еще не настолько совершенна, чтобы подпитывать интуицию. В то же время Василиса Прокофьевна предприняла решительный демарш. Она велела Иванушке познакомиться с Марусей поближе и немедленно. «А как?» – оторопел тот. «Да очень просто. Подожди ее у проходной, да и проводи. И чтоб каждый день! Понял ты?» Иванушка кивнул. На заводе он Марусю видел часто и всегда в столовой во время обеда. Но никогда с ней не разговаривал. Он только замирал при ее появлении и отмирал только тогда, когда она уходила. Маруся Иванушкин столбняк, конечно, заметила, но сама к нему не подходила, не так она была воспитана. А поскольку Иванушка постоянно был в центре внимания, то это заметили и многие другие. «Втюрился Иванушка по уши в лаборанточку, не устоял добрый молодец!» – таков был всеобщий категорический вердикт мужской аудитории. «И что он в этой пигалице нашел? – раздраженно ворчали дамы и ядовито добавляли – Разве что папашу». Но Иванушка этих толков не слышал и приступал к еде, как только Мару