ическая битва, завершившаяся ровно через пятнадцать часов. Емельян Иванович наступал и отступал, бродил по берегу взад и вперед, сметая все и всех на своем пути. Водя свою добычу, он почти по пояс заходил в воду и метров на пять отступал вглубь берега. Постепенно вокруг стали собираться люди. Но при этом тишину нарушал лишь тихий плеск реки, пение птиц и свирепое дыхание Емельяна Ивановича. На исходе десятого часа сражения Емельян Иванович почувствовал, что противник слабеет. Постепенно Емельян Иванович начал подтягивать удилище к себе, перехватывая его затекшими руками. Вдруг на поверхности воды образовался водоворот. Только не это, только не сейчас, взмолился Емельян Иванович и в тот же миг понял, что никакой это не водоворот, а громадная рыба, поднявшаяся в изнеможении к самой поверхности воды. Емельян Иванович стал медленно тянуть удилище на себя. Но противник еще не был сломлен, он то уходил в глубину, то рвался в сторону, то истерически бил хвостом по поверхности воды. Прошел еще час, потом еще и, наконец, Емельян Иванович почувствовал, что финал близок. Он неуклонно тащил рыбу на мелководье, медленно перебирая руками ствол удилища, пока не почувствовал, что добрался до самой лески. На золотящемся песке уже совсем мелкой воды показалось гигантское продолговатое черное пятно. Емельян Иванович вошел почти по пояс в реку, продолжая осторожно подтягивать леску. Потом он медленно стал пятиться назад, готовясь к финальному усилию. Теперь он уже ясно видел громадного сома, грозно раскинувшего непомерной длины черные усы. Наступала развязка. Емельян Иванович под дружный вскрик собравшихся вокруг людей вдруг кинулся в воду и, просунув руку в полуоткрытую пасть сома, ухватил его за губу. Секунду он помедлил, а потом изо всех сил рванулся и вытащил сома на берег. Толпа ахнула. На траве лежал двухметровый исполин, раздувая жабры и медленно пошевеливая усами. Он был больше самого Емельяна Ивановича, который медленно опустился на колени и их взгляды встретились. «Ну, что скажешь, Сом Иванович?» – проговорил Емельян Иванович. Сом шевельнулся и создалось ощущение, что он пытается отвести глаза, не в силах смириться со своим поражением. Одновременно он как-то беспомощно шевельнул хвостом. Мгновенное и острое чувство жалости пронзило душу Емельяна Ивановича. Он выпрямился и оглядел ошеломленную толпу. «Ну помогите, что ль» – тихо проговорил Емельян Иванович, отцепляя крючок. Двое парней вышли из толпы и подошли к сому. «Как его брать-то?» – пробасил один. Емельян Иванович устало проговорил: «Как обыкновенно, спереди и сзади». Парни взялись за сома и начали его волочь от реки. «Э – крикнул Емельян Иванович – вы куда?» «Ну туда куда-нибудь» – растерянно кивнул в сторону один из парней. «Дурачье, к реке его тащите, а то заснет! Вон он, еле дышит. Шевелитесь! Молодежь…» – заругался Емельян Иванович. Парни с испуганными лицами поволокли сома к реке и опустили в мелкую воду. Подбежавший к ним Емельян Иванович плюхнулся на колени и стал толкать сома в глубину. Тот вдруг изогнулся и растопырил все свои усы. Вода доходила Емельяну Ивановичу до колен. Сом вполне уже мог плыть, он шевелил плавниками, поводил усами и изгибал хвост, но не уплывал, а глядел из-под воды на Емельяна Ивановича. Их глаза снова встретились. Емельян Иванович приподнял руку, как бы прощаясь. Сом растопырил передние полукруглые плавники на всю их ширину и, приподняв извивающиеся усы, медленно, как бы пятясь, ушел на глубину и пропал. Емельян Иванович обернулся к потрясенной толпе и, прикрываясь рукой от слепящего его заходящего солнца, сказал: «Видали, какой усатый?» Тут голова у него закружилась, и он упал без сознания лицом вниз. К нему бросились, вытащили на берег, кто-то подсунул ему под голову сумку. Через пару минут Емельян Иванович очнулся и проговорил, еле ворочая языком: «Да, не подвел Сом Иванович, показал свою силу. Ну уж теперь мы друг дружку не позабудем». Потом он встал и, пошатываясь, побрел к своей стоянке, намереваясь махнуть пару стаканчиков для бодрости и закусить. Но, дойдя до вожделенного рюкзачка, он вдруг зевнул, потянулся, прилег, привалившись к рюкзачку головой, и заснул. На берегу, между тем, случился праздник. Откуда-то взялась и выпивка, и закуска. Мужчины, женщины и дети расселись, где кому удобнее, развели костерки и до глубокой ночи обсуждали подробности необыкновенного дня и таинственные силы, действующие в глубине бездонного Княжьего омута. А через девять лет на этом же самом месте Емельян Иванович с Иванушкой устроились порыбачить. Емельян Иванович находился в предвкушении медитации и неизменную норму Василисы Прокофьевны пришлось выполнять одному Иванушке. Тот решил не мелочиться и сразу настроился на серьезный лад. Вооружившись почти точной копией пришедшего к тому времени в негодность легендарного отцовского снаряда, он решил удить на глубине, не отвлекаясь на пустяки. Вскорости ему попалась порядочная щука, сразу перекрыв норму, установленную его матерью раз и навсегда. Иванушка еще прибавил глубины и стал удить снова. Он удил и размышлял о том, жив ли еще Сом Иванович или помер, и его съели раки, но тот неоспоримый факт, что рыбацкое счастье постоянно им сопутствовало, приводил Иванушку к выводу, что, вероятнее всего, Сом Иванович жив, наверняка еще подрос и теперь с ним уже вряд ли кто из рыбаков справится… На этом цепь логических построений Иванушки прервалась, так как он вдруг заметил, что его поплавок перестало сносить течением. Он дернул удочку, леска натянулась, но никакого движения Иванушка не почувствовал. А когда он перестал тянуть, то поплавок остался на прежнем месте. Коряга, огорченно подумал Иванушка, что же делать? Он потянул снова и ему показалось, что что-то там, в глубине, чуть сдвинулось. Иванушка приободрился и крикнул Емельяну Ивановичу: «Пап, я тут зацепил чего-то!» Трое рыбаков, удивших неподалеку, подняли головы. Все, конечно, помнили про Сома Ивановича, да и необыкновенная рыбацкая харизма отца и сына ни для кого не была секретом. Поэтому рыбаки поставили свои удочки на рогатки и подошли к Иванушке. Емельян Иванович тоже подошел, отложив на время запланированную медитацию. Иванушка снова потянул, леска снова напряглась, он потянул сильнее, так что удилище согнулось в дугу и снова ему показалось, что то, за что зацепился его крючок, снова чуть шевельнулось. «Это не рыба» – задумчиво проговорил Емельян Иванович. «Ну да – поддакнул один из рыбаков – рыба повела бы». «Ты, Иванушка, подергай легонько, чтоб стряхнуть с этой штуки лишнее» – посоветовал Емельян Иванович. Иванушка так и сделал. И в самом деле, движение стало более ощутимым. «Коряга» – сказал один из рыбаков. «А если утопленник?» – предположил другой. «Или сундук с золотом» – хохотнул третий. «Корягу мы распилим – стал рассуждать Емельян Иванович – утопленника ментам подарим, а золото придется поделить, чтобы никто не заложил. Но нам с Иванушкой каждому по своей доле, ясно?» – и он строго всех оглядел. Рыбаки закивали. Иванушка, между тем, потихоньку подтягивал и подтягивал свой улов. Удочка согнулась опасно крутой дугой, и он перестал тянуть вверх, а попробовал тянуть на себя. Неожиданно дело пошло быстрее. Вся компания внимательно следила за происходящим. «Близко уже – проговорил Иванушка, оглянувшись на отца – Может нырнуть? А то боюсь удилище покалечить». Емельян Иванович кивнул. Иванушка передал ему удилище, быстро разделся до трусов и бросился в воду. Проплыл несколько метров и нырнул. Через полминуты он вынырнул и крикнул: «Пап, тяни потихоньку, а я толкать буду» – и снова нырнул. Емельян Иванович стал медленно тянуть, а Иванушка нырял, выныривал и снова нырял. Наконец, леска провисла и над водой показалась Иванушкина голова, затем плечи и стало понятно, что он несет что-то тяжелое. Через несколько минут он выволок на берег плоский прямоугольный ящик и сел, отдуваясь, рядом с ним на траву. Рыбаки обступили находку. Это был металлический ящик с ручками по бокам, за одну из которых и зацепился Иванушкин крючок. Емельян Иванович присел и потер рукавом куртки крышку. На ней проступило рельефно вытесненное изображение орла с распростертыми крыльями. Он потер еще, и рыбаки увидели нацистскую эмблему. Все притихли. Ящик был заперт на маленький висячий замок. Иванушка подергал его, но безрезультатно. «Ишь ты из какой хорошей стали сделано, что не проржавел за столько лет» – сказал один рыбак. «Наверняка в нем что-то ценное!» – азартно предположил другой. «Погодите, у меня ж топорик есть – обрадовался третий – ща мы его обушком». Замок сопротивлялся сколько мог, но обушок в умелой руке все-таки победил. Все переглянулись. «Давай, Иванушка» – сказал Емельян Иванович. Иванушка открыл крышку, и они увидели, что сундук до верху забит немецкими железными крестами с почерневшими остатками ленточек. «Н-н, да – проговорил Емельян Иванович – находочка… Удружил Сом Иванович, нечего сказать». Иванушка поковырялся в ящике лезвием топорика. Кресты слиплись между собой почему-то плоскими лепешками, наподобие неудавшихся подгорелых блинов. Возможно, что когда-то они были разложены слоями и чем-то вроде промасленной бумаги переложены. Прокладки истлели, а слои остались. Иванушка выдирал их кусками из ящика и кидал рядом, надеясь найти что-нибудь еще, но выяснилось, что в ящике были одни тол