– Решил воскреснуть, значит. Чо буишь делать? – когда Фома волновался, он зачем-то вульгарно коверкал слова.
– Не знаю…
– Ты сам-то хошь, чтобы он вернулся?
– Видимо, иначе откуда бы взяться… – я кивнул на письмо.
– Резонно. Пойду, плесну себе чего-нибудь. На этаких-то радостях.
– Давай.
– Вот у меня только один вопрос, он что, не мог написать, когда?
– Вряд ли это от него зависит. Да и какие тут могут быть сроки?
– Ну да, ну да.
Он ушел. Я не стал писать ответ – он был не нужен. Наверху захлопали крылья: Сизому надоело ждать, и он отправился по своим делам. “Видимо, хочу,” – повторил я и пошел на кухню составить компанию коту.
С тех пор прошло уже немало времени, так много, что я уже несколько раз решал, уж не передумал ли мой Лучший друг. Но – прилетал Сизый и приносил коротенькие письма: “пересек такое-то море”, “с караваном движемся к такому-то предгорью”, “попал в плен, служу вешалкой у такой-то королевы”, “солнце встало не вовремя, придется, начать сначала” – много-много писем. Много. Но я жду, и все, кто живет в моем старом доме, ждут, даже Фома.
И, вы знаете, я точно понял, хочу, чтобы он вернулся, и вот почему: какая бы ни была погода, что бы ни происходило в мире внешнем, и мире внутреннем, я каждый вечер оставляю свет на крыльце и даже, что Фома считает по нынешним временам чистым безумием, – не закрываю входную дверь. Я жду.
– А как же окна? – резонно заметите вы. Ведь вполне вероятно, что одно из этих пятидесяти с лишним, ну, пусть не пятидесяти, но все-таки, хотя бы одно окно может же выйти на ту дорогу, по которой возвращается мой друг. Я улыбнусь вам в ответ. Нет ни одного дня с тех пор, что бы я не подошел к какому-то из них и не пытался его открыть. Я использую самые разные способы, я пробую самые разные инструменты: одних гитар у меня аж три штуки. Но сейчас не об этом. Случается, что мне вдруг покажется: где-то там, вдалеке за окном движется знакомый силуэт, и тогда я готов разбить стекло. Вдр-р-р-ребезги! Но это будет неправильно. Много шума и звона, возможно, кровь из случайных порезов, но, посудите сами, разве какой-нибудь из лучших друзей сможет возвратиться через разбитое окно? Так в помещение проникают только воры, а он меньше всего похож на представителей этой уважаемой профессии. Да и вдруг он испугается и повернет обратно? Такое же тоже возможно. Так что я пытаюсь и жду, пытаюсь и жду. Смешно получилось. Как в той детской рекламе про подгузники. Тем не менее, это правда. Пытаюсь. Жду. И зажигаю свет на крыльце. Каждый вечер.
Сказка про Хозяина, котлеты и дорожные приключения
Что? Нету хозяина. Ушел. Что значит, кто это говорит? Я говорю. Как, не видишь? Под тубаретку гляди!
Ну во-от. Я и говорю. Ушел хозяин лучшего друга искать, ты же сам спрашивал, где, да что, почему давно его сказок не было.
Что значит, кто я? А то ты не знаешь! Гном я. В смысле, домовой. Да, не “почемукай” мне тут! Домовой. Зовут Гном. Про то Хозяин в своей сказке писал. Читай, коли любопытный.
Ну вот, я и говорю. Ушел он. Одни мы – с Фомой. Котом, значит. И с канарейкой. А, и эта еще, на стене. Не люблю ее. Больно умная.
Ушел, и правильно. Тут ведь какое дело получилось. Был у него, у Хозяина то есть, лучший друг. Ну, ты помнишь. Лучшей не бывает. Ну, прям жили, как один. А потом другом этим беспокойство овладело мучительное. Решил, что лишний, что не нужный никому, и все такое. Много думал, значит. А потом думать перестал, сел на корапь и уплыл. Не знаю, какой корапь, с парусами. И название еще такое, готское, что ли. А, нет! Просто дижитация! Вроде. Или как-то так. Что-то, короче, про нацию. Да не в том дело, а в том дело, что корапь возьми и утони. Хозяин и решил, что все, каюк, нету его другана, сгинул на дне водоема. Горевать, не горевал, молча страдал. Ну, вот. А тут, не так, чтобы давно, но уже порядочно, прилетает голубь и приносит, здрассьтепожалста, письмо! Какой голубь? Да, обычный сизарь, дурак дураком, не в голубе смысел, в письме.
Ох. Я, эт, на тубаретку залезу, а то тебе неудобно слушать, шею, того гляди, свернешь.
Ну во-от. Письмо. От этого самого друга! Не утоп, говорит, я, выплыл из того Черного озера, по свету помотался, домой иду, стал быть, возвращаюсь. Ну, Хозяин обрадовался, спасу нет! С того дня то к одному окну бежит, то к другому, сквозняков напускал, кота с подоконников выжил, дверью туда-сюда щелкает, ждет. А друга и нет! А время идет. И толку с гулькин нос. Друга, того-этого, все носит где-то, никак, значит, прицел верный не возьмет, всё в сторону уводит. Только весточки шлет. Здрасти, мол, жив-здоров, только в очередную мороку залез, прибытие откладывается. Он, ведь, может, и мелькал в каком окне, только это ж надо знать, в каком, открыть вовремя, рукой махнуть, или свет, там, если ночь, поставить. А разве узнаешь? Окнов-то этих у нас, посчитай, за сотню, а то и поболе. А еще – на службу надо, и заботы домашние, а то еще чего. Вот и маялся Хозяин: вроде и радость, а на деле – мука-страдание. С лица спал, по ночам просыпается, и вообще, вздыхает.