Вышел утром. Если честно, не очень-то это утро было подходящим для начала пути. Снизу белое в серых слякотных пятнах, сверху серое в белую крапинку, зябко и неуютно, еще и кашель замучил, но, как есть, как пришлось. Я довольно бодро зашагал вперед по… Ну, за неимением лучшего можно было бы назвать это дорогой. Шаги свои я вполголоса сопровождал легкомысленной песенкой, которую вы как-то придумали с твоим другом и собутыльником Лепреконом. Помнишь? “За тем перекрестком такие же ямы, такие же стены, такие же лужи, налево, направо, в обход или прямо…” Ну, и так далее. Размерчик у нее, конечно, не маршевый, ну да и я не строем шагал. Оказалось, между прочим, что известную поговорку “если не знаешь, что делать, делай, хоть что-нибудь” следует понимать вовсе не метафорически, не образно, а, именно что, буквально. То есть, в моем случае, надо двигать ногами, и это будет как раз тем, что нужно для разбора накопившихся мозговых болячек. Да! То есть, все равно, что делать: помаши руками, помой посуду, погуляй в парке, поменяй у кота песок. Помогает, черт побери, помогает!
Через какое-то время, чтобы занять голову, я решил вспомнить, что же случилось тогда на Черном озере, и, к слову, никому из вас я толком об этом еще и не рассказывал, а следовало бы. Так что, настало время оглянуться назад. Я действительно оглянулся назад и определил, что как раз туда и шагаю. Иными словами – возвращаюсь, что бы это ни значило.
Мы с лучшим другом были вместе всегда. Ну, или вернее, с того момента, как я себя осознал отдельным существом и почувствовал, что вокруг что-то есть, Мой друг уже тогда был рядом. Не думаю, что я в этом оригинален, и не знаю, почему так произошло. Видимо, это такое условие. Есть старая идейка, что каждому из нас при рождении дается сопровождающий, оберегающий, подсказывающий правильные решения и верные пути. Ну, допустим, как сказал рэбе на приветствие “Христос воскрес”. Только вот мой Лучший друг ничего не подсказывал. Ну, или я не понимал его подсказок. Да ладно, он был к жизни еще менее приспособлен, чем я! Чуть что, прятался под кровать или на полку какую-нибудь. И, честно сказать, чаще всего ему самому кто-нибудь бы подсказал, что делать с этим вот всем.
Он просто жил, и мне с ним было хорошо, как ни с кем. Со временем я стал защищать его, как мог, оберегать и ограждать от внешних беспокойств. Мы с другом изначально были по природе своей существа робкие, так что, чаще всего проблемы решались либо бегством, либо слезами, совсем мальчишкам в том окружении не подобающими, за что были прозваны плаксами, гнилушками и еще по-всякому, не очень-то хочется вспоминать.
А, да, жили мы с ним тогда в местечке с говорящим названием Гнилой угол в совершенно первозданной дикости, где из человеческого было несколько светлых душ да потрепанные стопки листов бумаги со словами и картинками.
Стопок было не очень много, приходилось порой ждать своей очереди. Кроме того, большинство из них было заполнено словами, которые приклеивались к глазами и подменяли собой часть мира вокруг. И чем больше мы читали, тем больше слов приклеивалось, так что со временем вместо значительной части окружающего мы стали видеть не то, что на самом деле, и потребовалось время, раздумья, усилия и даже боль, чтобы обнаружить и отскрести хотя бы часть этих наростов. Наверняка знаю, что и сейчас, возможно, большая часть реального мира скрыта от меня за этими скелетиками чужих мыслей и желаний. А вот картинки люди обычно переводили «под копирку» или срисовывали на отдельные листочки для красоты и на память, но нам с другом было лениво, поэтомы мы стали рисовать сами.
Но, я отвлекся. Заманчиво, конечно, было бы рассказать подробно, что я помню о том времени, расписать, так сказать, все прелести детства. Например, как маленькие грязные божки заливали пылающей пластмассой муравьиные города и с восторгом рассматривали обожженные трупики, как рассекали тонкой палкой, словно саблей, на лету бабочек и стрекоз, как заразились ложью и научились отнимать жизнь. Но, согласись, понаписано подобного более чем много, и добавлять к сказанному гениями и иже с ними свою полушку нет у меня никакой охоты.
Так что, перейду сразу к моменту завершения постройки корабля, то есть, ко времени, когда мы выросли, зажили самостоятельной жизнью, обзавелись обязанностями, определили разницу между “я хочу” и “мне надо” и перестали удивляться, слыша бесконечный ледяной смех неба по поводу шутки, которую оно с нами всеми сыграло.
Ну всё, извини, не буду больше развозить философию, знаю, как ты этого не любишь. Тем более, что я собираюсь сделать нелегкое признание, и чем дольше я оттягиваю этот момент, тем труднее мне на это будет решиться.