– Всё, хватит! Я всё расскажу и объясню, – он подался вперёд и чуть понизил голос, – С неделю назад дочку этого психа с топором зажали в подъезде её одноклассники. Хотели просто потискать, но всё зашло дальше. Отец домой вернулся и увидел её в разорванном платье, а сверху возилось трое утырков. До конца они ничего доделать не успели, даже свои обмылки не доставали, но девчушке хватило – сейчас лежит в больнице с нервным срывом. А батьку крышу сорвало, – принесли чай и рассказ прервался. Егор подождал, пока Олег нальёт в кружки, и взял свою трясущимися руками, отпил несколько глотков, помолчал.
– Я вообще случайно узнал обо всём. В соцсети была заметка, а под ней много комментариев. Там этот мужик в словах не стеснялся. А последние три дня его сообщения после полуночи становились сумбурными и несвязными. Понятно, что он напивался. А сетевые мастурбаторы таскали его фразы, вырывали из контекста и делали мемасики. Утырков даже арестовывать не стали – им только одиннадцать лет. Двое получили от отцов и пока даже выйти из дома не могут. А третий живёт с бабкой – самый неадекватный. Вот он больше всех в интернетах изгалялся.
– Отец девочки собирался его убить, – догадался Олег.
– Да. Собирался. И сел бы потом. Ну… Ты в общем понял, что мы сделали. Открытый перелом, месяца три на растяжках, ещё полгода на костылях. Я думаю, это лучше, чем судимость.
– Лучше было бы повесить того утырка на фонаре за член. И чтобы полиция ничего не раскрыла, – Олег вспомнил своё детство, мелких поцанов, которые жили по понятиям, и пока подохли, успели испортить жизнь многим.
– Не лучше. Поверь, Олег, не лучше, – Егор наклонился к столу ещё ниже и заговорил совсем тихим шёпотом, – Ты мыслишь в корне неверно. Публичная казнь вызывает страх, когда за неё совершенно никак нельзя отомстить и никак её нельзя избежать. Любая мразота думает иными категориями. Они будут ненавидеть «мстителя», группироваться против него. Поверь, очень тяжело бегать от полиции и дегенератов одновременно.
– И как быть? – Олег тоже перешёл на шёпот.
– Вот нормальные люди не задают таких вопросов. Они пишут жалобы, апелляции. На кухне обсуждают. В соцсетях теперь шум поднимают. И всё, – Егор снова обратил всё внимание на чай, руки перестали трястись.
– А я и не нормальный. У меня галлюцинации, бредовые идеи. Мне вообще опасно думать об этом. Кто даст гарантию, что мне не привидится, как сосед убивает своего ребёнка? Или вместо прохожего я увижу чудовище? Я каждый раз после охоты боюсь, что убил человека в бреду, – Олег тяжело дышал. Он впервые в жизни делился с кем-то этой стороной своей жизни. Он произносил слова, которые давно стремились наружу и, наконец, осознавал собственные мысли, понимал их до конца.
– Вот! – Егор поднял вверх палец, – Ты держишься благодаря тому, что не веришь ни во что. Ты каждый свой заказ объясняешь наукой, но продолжаешь выполнять работу ведьмака. Знаешь, как я остаюсь в своём уме? – Блондинчик сделал паузу, и его глаза расширились так, что в них отразилась сразу половина помещения.
Олег молча ждал ответа. Он не любил риторических вопросов.
– Я не берусь за сверхъестественные заказы. Я вообще не принимаю заказы. Встретил человека, сказал ему пару слов и изменил будущее. Или как сегодня…
– А что за нити? Ну, такие тонкие верёвочки из твоих пальцев?
– Это плетение. Я тоже их вижу из твоих рук. Из своих тоже. Это полотно мироздания. Когда можешь вмешаться в судьбу человека, появляется такая нить. Через неё можно управлять другими. Вот я сегодня тобой порулил – чуть кровью своей не захлебнулся.
Олег фыркнул, покачал головой.
– Ты же мог мне с самого начала рассказать всё. Я бы стоял и не вмешивался.
– Олег, ты бы вмешался. Ты слишком сильно зависишь от чувства справедливости. Тебе моё решение не нравится. Так?
– Оно какое-то наполовину. Не решение, а заделка дырок в лодке пальцем.
Егор улыбнулся и стал похожим на очень доброго человека. Красивого и доброго ангела из девичьих мелодрам.
– Ты бы вмешался. А исправить не успел бы ситуацию. У тебя специализация – охота, – Егор сцепил пальцы и положил голову на образовавшуюся подставку, снова замолчал. Олег допил чай и задумался. Он постукивал ложечкой по ручке керамической чашки и прислушивался к затухающему звону. Мысли кристаллизовались и строились как струны гитары под звук камертона.
Динь.
«Я не могу верить в собственный бред и тем более в чужой».
Динь.
«Я ничего не знаю об этом человеке, кроме того, что ОН мне САМ показал».
Динь.
«Все объяснения кажутся очень логичными, как часто бывает в бреду шизофреников».